''Что делать?'' в Гамбурге

В центре Гамбурга под крышей старинного дома находится временная штаб-квартира питерской группы "Что делать?". Здесь ее участники - художники, философы, писатели и критики - будут творить и мыслить в течение года, который им оплачивает немецкий фонд, носящий имя Филиппа Отто Рунге (Philipp Otto Runge), художника и теоретика, наряду с Каспаром Давидом Фридрихом (Caspar David Friedrich) одного из самых ярких представителей романтизма в немецком изобразительном искусстве.

Стипендию фонда получил весь коллектив, и использовать ее "Что делать?" намеревается в духе своей философии левого интернационализма. В декабре и в январе в Гамбурге гостит Наталья Першина (Глюкля), которая параллельно с участием в группе "Что делать?" продолжает свой проект в "Фабрике найденных одежд", ориентированном на феминизм и на социальные темы питерском творческом объединении, основанном ею вместе с Ольгой Егоровой (Цаплей).

С Глюклей в Гамбурге встретился корреспондент DW и первым делом стал участником спонтанного опроса на тему возвышенного, проведенного на улицах города. Выяснилось, что о романтизме 18-го века и Филиппе Отто Рунге жители Гамбурга имеют весьма смутное представление, а под романтикой понимают непредвиденный накал приятных ощущений, поводом для которых может стать и любовное свидание, и семейный ужин, и вид ночного Гамбурга из окна электрички. Короче говоря, все то, что вырывается за рамки привычного и будничного и что очень редко встречается в нынешнем мире. Одним словом, нечто возвышенное. Именно это понятие и выбрала темой для своего годового проекта в Гамбурге группа "Что делать?" из Санкт-Петербурга.

DW: А что, разве, предоставляя стипендию, Фонд ничего конкретного не ждет от своих стипендиатов?

Глюкля: Особенность этой стипендии в том, что она ничего не требует от художника, она уважает свободу художника. Так устроены все европейские стипендии. Там нет никаких обязательств. Но мы не считаем это правильным во всех случаях и на сто процентов. Работать легче с конкретной темой, поэтому мы решили, что надо делать проект на тему возвышенного, что более абстрактно и современно, чем романтизм. Вообще, есть мысль освободить идею возвышенного, идею романтизма от исторической шелухи, взглянуть на нее без привязки к фашизму, посмотреть на ту, безусловно, великую красивую идею, которая родилась в Германии, вернуться к истокам.

А больше всего привлекает то, что романтизм и возвышенное - это про веру художника в то, что он может изменить мир. И для нас это сейчас не пустые слова, мы не занимаемся постмодернистским высмеиванием. Нам сейчас кажется, что честнее вмешиваться в жизнь человека, и даже делать какие-то ошибки, даже ранить, но это гораздо благороднее и возвышеннее, чем заниматься, например, ландшафтом или дизайном. Для нас искусство - это когда ты можешь помочь человеку преодолеть его собственные страхи, иллюзии, приблизить его к самому себе, изменить что-то в системе, изменить этот мир, но через человека.

- И в чем конкретно эта помощь заключается?

- "Что делать?" - это группа достаточно радикальных левых идей, а цель ее - основать критический институт мысли в России, как можно больше расширить круг людей критически мыслящих. Если группы "Война" и Pussy Riot идут на открытую конфронтацию, то у нас совсем иная стратегия. Если сравнивать нас с этими великими хулиганами, то мы скорее занимаемся ежедневной кропотливой работой. То есть это воспитание молодежи, это очень большая миссия. Мы не работаем на шумный медийный успех как Pussy Riot, но нам она кажется более важной, более действенной даже. Ты не кормишь медиа, а от человека к человеку передаешь какое-то знание и готов приносить себя в жертву ради этого. Это очень важно. "Что делать?" как-то один критик назвал "романтическими левыми".

- Какие шаги можно ждать от российского оппозиционного андеграунда, если власть будет и дальше закручивать гайки? Не будет ли взрыва, подобного немецкому левацкому террору в Германии 1970-х годов?

- Конечно, мы этого все опасаемся. В лучшем случае произойдет "оранжевая революция" по типу украинской, победят либеральные силы, и все пойдет по среднеевропейскому пути. А в худшем случае я могу нарисовать картину Ирана, где люди проголосовали за фундаменталистов и женщины вдвойне оделись в платочки.

У нас сейчас на этой волне люди алчут возвышенного, а не знают где оно, вот и решили, что возвышенное - это религия. При худшем развитии событий люди голосуют за церковь, у нас начинается ортодоксальное государство. Мы надеемся, что не будет ужасной крови. Все зависит от того, как дальше будет развиваться стратегия оппозиции и как поведет себя интеллигенция.

- Власть вас не тревожит?

- В силу специфики нашей стратегии не лезть на рожон, не действовать методом провокации пока нас не трогают. Но напряжение чувствуется всегда. Белоленточники, "Что делать?", у нас любят все смешивать. Мол, бунтующая молодежь.

- Вы себя считаете оппозицией?

- В буквальном политическом смысле мы оппозицией не являемся. В России официального понятия оппозиции нет. А так, конечно.

- И чему противостоите?

- Капитализму. Единовластию Путина. Ужасным законам. Ограничивают право на аборт женщин. Ввели закон, что педофилы и геи - это одно и то же. Ввели закон об иностранных агентах, что означает: еще один шаг и нам запретят получать деньги и поддержку от иностранных фондов.

- Ваша известность на Западе как-то резонирует в России?

- Россия так устроена, что если что-то востребовано в Европе, то в образованных кругах в России это резонирует. Искусство все-таки принадлежит к этим кругам. Кураторы начинают на тебя обращать внимание, когда видят твою работу на биеннале. Россия смотрит на Европу, развернута к ней. Лучшей своей частью. Это не значит, что мы старались так сделать - просто так получилось органически. Все члены группы так устроены.

Нас в Европе везде хорошо принимают и понимают. В России за нас только молодежь в основном. Просветленная, возвышенная молодежь. Популярностью мы не пользуемся в широких кругах молодежи. Мы всегда себя чувствовали людьми мира, мы не граждане даже России как бы, чувство интернационализма есть у нас такое.

- А не устарел еще ленинский интернационализм?

- Ну, почему. Есть основы левых идей. И одна из них - интернационализм. То есть это не шовинизм, не национализм, а интернационализм, ты чувствуешь себя гражданином мира. Толерантен в основе своей. Ленинское понятие - это ощущение, что у тебя есть право. Что у тебя есть несуществующий паспорт, и даже если ты плохо знаешь язык, но все равно своим искусством, языком жестов, глазом горящим, ты все равно найдешь сообщников в других странах. Неважно, что на родине соотечественники твои на время сошли с ума, неважно. Зато во всем мире есть полно прекрасных людей, которые тебя понимают.