1. Перейти к содержанию
  2. Перейти к главному меню
  3. К другим проектам DW

Известные очевидцы об августовском путче

Собрала Элина Ибрагимова19 августа 2016 г.

Исполняется 25 лет августовскому путчу, который окончился поражением ГКЧП и старых коммунистических структур. Деятели культуры, участники происходившего, дают свое видение событий.

https://p.dw.com/p/1JlbN
На улицах Москвы. Август 1991 г.
Фото: Jürgen Wassmuth

Андрей Макаревич, музыкант, телеведущий, лидер группы "Машина времени", народный артист РФ:

"Мы были на гастролях в небольшом среднерусском городке. Отыграли концерт, а после концерта услышали: Ельцин выступил против путчистов. Мы отменили все концерты. Я сел на ближайший поезд и поехал в Москву. Как только приехал - сразу пошел к Белому дому.

Андрей Макаревич
Андрей МакаревичФото: DW/M. Ruettinger

Меня звали внутрь Белого дома. Там был Саша Любимов и другие мои друзья, но рядом с Белым домом я встретил такое количество знакомых людей, что мне стало как-то неловко: они тут под дождем стоят, а я пойду в теплый и сухой дом? Я остался на улице. Мне притащили колонки, дали гитару, и ночью на баррикадах я выступал перед собравшимися людьми.

Я очень не хотел возвращения советской власти. К этому моменту я ее уже нанюхался. Мы уже почувствовали запах свободы и поняли, что можно жить совсем по-другому. Я провел около Белого дома целый день, всю ночь, часть следующего дня вплоть до момента, когда объявили, что заговорщики арестованы. В эту секунду, как по волшебству, прекратился дождь, который шел, не останавливаясь, два предыдущих дня. Выглянуло солнце. И я счастливый поехал домой.

Сегодня говорить, что какие-то надежды сбылись, - это, наверное, было бы неправдой. Советская карма тянет нас в болото, в обратную сторону. Я не знаю, сколько должно пройти времени, чтобы граждане поняли: это абсолютной бесперспективный, тупой ход. Я надеюсь на то, что перемены рано или поздно произойдут".

Дмитрий Воденников, поэт, публицист:

"Так уж случилось, что конец XX века счастья России не обещал. Еще меньше он нам обещал стабильности. Начало 90-х годов было темным. Ощущение, что страна куда-то ринулась, было очевидным, но не очевидным было, что она нас не размажет в своем рывке. Однако мысль, что все может вернуться в Советский Союз, была еще хуже.

Дмитрий Воденников
Дмитрий ВоденниковФото: Privat

Родители были в отъезде, утром меня разбудил их звонок: "Срочно включи телевизор!" Я помню это ощущение, когда нам там показали “Лебединое озеро”, а потом лица членов ГКЧП. У Цветаевой есть цикл “Стихи к Чехии”. Там есть строчки “Триста лет неволи, Двадцать лет свободы”. Двадцати лет свободы у нас не было, но и того, что было, было достаточным, чтобы понимать, что обратного пути не надо.

В тот момент, когда закончилось сообщение по телевизору, я выглянул в окно, с двадцатого этажа, и увидел, что на мосту через Борисовские пруды стоит танк. В этот момент я понял, что если он и дальше там будет стоять, то начнется гражданская война.

И кажется, она уже начиналась. Люди ехали в метро к Белому дому. Я сам туда поехал. Там, в толпе, я услышал, как чиркают выстрелы. Я не знаю, что это были за выстрелы, но они чиркали. Это было весело. Вообще что-то есть в человеческой природе, что заставляет человека идти туда, куда идти не нужно: на казнь, на баррикаду, на гражданскую войну. Как на бал.

Ну, а потом всё быстро кончилось.

Зато потом уже другими танками (в данном случае символическими) проехались по твоей молодости, наступающей зрелости и приближающейся старости неоднократно. И никто уже к уже к Белому дому не выходил. Впрочем, это уже совсем другая история".

Ольга Романова, журналист, исполнительный директор движения "Русь сидящая", защищающего права подследственных и осужденных в России:

"К тому моменту мне было 24 года. Я узнала о ГКЧП, когда смотрела телевизор в Нью-Йорке. Это то, что подвигло меня незамедлительно вернуться. Я взяла билет в один конец, и с тех пор у меня не было особых мыслей уезжать.

Ольга Романова
Ольга РомановаФото: Privat

Я приехала в разгар путча. Я вылетела, когда не было понятно, как будут развиваться события (танки только вошли в Москву), в полете я пропустила самую драматическую развязку, но еще целый день пробыла на баррикадах.

Я многое видела из того, что видеть было необязательно. И совсем не видела то, что видеть было обязательно. Видимо, как многие молодые люди я обращала внимание на детали. Я видела панков, сидящих на танке, и я удивилась, что такие люди в советской стране есть. Я видела интеллигенцию, которая раздавала тушенку. Еще много красивых журналистов.

Я пропустила Ельцина с Коржаковым и Золотовым, генерала Лебедя, Ростроповича. Но я видела какие-то детали на своем низовом уровне. И мне все очень нравилось: у нас было понимание, что мы строим новую страну. И этого было достаточно. Мы добились точки свободы, и эту свободу я пережила.

Сегодня люди, выходившие в 91-ом на баррикады, чувствуют себя обманутыми. Я думаю, что это трагическое свойство любого поколения. Я тоже чувствую себя обманутой. Но я не могу сказать конкретно - кем. Наверное, виноваты все вместе".

Ирина Прохорова, создатель и главный редактор журнала "Новое литературное обозрение", издательского дома "НЛО":

"В августе 1991 года я работала в журнале и готовила спецномер. Меня разбудил звонок моего друга и коллеги Андрея Зорина, который должен был в этот день сдать мне статью в номер: “Ира, в связи с нынешней ситуацией наша встреча и передача текста бессмысленна. Я была еще в полусне, и первая моя реакция была: "Переворот - не переворот, а статью сдать надо!"

Ирина Прохорова
Ирина ПрохороваФото: picture-alliance/dpa

Мы с ним встретились в метро, он передал статью, и мы, конечно, долго беседовали. После этого я поехала к Белому дому. Практически все три дня я провела на баррикадах. Для меня было несколько важнейших сюжетов. Танки на улице Москвы. Как люди выходили к танкам, уговаривали солдат и объяснили им: это было потрясающее явление гражданской солидарности и смелости. Представить себе, что вот этих перепуганных мальчиков в танках, которые вообще не понимали, привезли стрелять в людей - это было потрясение и ужас.

В ночь с 20 на 21 августа был очень страшный момент: ждали штурма. Было ощущение, что что-то происходит в воздухе и наша судьба там решается. Мы были бы просто мишенью.

Последнее поразительное явление - когда уже было понятно, что ГКЧП побежал. Однако мы все там оставались, потому что сил уходить не было. Я помню, как наши юмористы с балкона, где раньше выступал Ельцин, рассказывали какие-то смешные вещи. Я не помню ничего из того, что они рассказывали, но я помню, как мы все хохотали и буквально лежали на земле - это была такая разрядка!

Для меня это были самые лучшие три дня в моей жизни. Это был момент личного раскрепощения. Впервые понять, что от тебя что-то зависит, - это важный внутренний переворот.

Сейчас свобода, которая была завоевана на баррикадах, уничтожается на глазах, поэтому требуется серьезный разговор о демонизации 91-го года, о попытке перечеркнуть его. Сколько бы ни пытались замылить это событие, без него в современной России ничего понять и осмыслить невозможно".

Смотрите также: