Пресса: Путин видит в России лишь мрачную державу

Hamburger Abendblatt пишет:

Владимир Путин все еще с большим отрывом является самым авторитетным политиком в стране. В своей праздничной речи по случаю Дня России он с намеком на десятки тысяч демонстрантов, вышедших на улицы в знак протеста против его правления, отметил, что важно слушать и уважать друг друга. Но при этом якобы неприемлемо все, что вредит стране и раскалывает общество. Что именно имеется в виду, определяет опять-таки сам Путин. И поэтому критики его авторитарного режима в полном соответствии с русскими традициями "получают прописку" на неопределенное время в Сибири, оппозиционные партии отстраняют от участия в выборах, потенциальных конкурентов затаскивают по судам и приговаривают к тюремным срокам, правозащитников шантажируют обысками и вызовами на допрос, а законы о демонстрациях и собраниях ужесточают. СМИ действуют в условиях жесткой цензуры. Псевдооттепель путинского местоблюстителя Медведева безвозвратно ушла в прошлое. Естественно, все на благо единой и могучей нации.

Путин хочет предстать не только сильным человеком, он хочет, чтобы мир видел в России сильное и единое государство. Однако самая большая проблема в том, что и в третий срок своего пребывания на посту президента он не видит в этой стране, богатой не только полезными ископаемыми, но и культурой, и творческим духом, ничего, кроме мрачной великой державы. При этом за убогими кулисами его недееспособное государство страдает от свирепствующей коррупции и некомпетентного управления, а ситуацию на Северном Кавказе и после 15 лет масштабного военного насилия не удается взять под контроль. Креативность заменяется репрессиями, страна колеблется между состоянием оцепенения и взрыва изнутри.

Frankfurter Allgemeine продолжает тему:

Еще полгода тому назад демонстрации оппозиции в Москве редко собирали более нескольких сотен человек. Когда в первых спонтанных протестах против манипуляций на парламентских выборах в декабре приняли участие около десяти тысяч человек, это стало сенсацией - на такое количество участников всерьез не рассчитывал ни российский режим, ни его противники. После демонстрации во вторник, 12 июня, полиция приложила все усилия, чтобы занизить число демонстрантов - и насчитала 22 тысячи. На самом же деле народу было гораздо больше. Эти цифры свидетельствуют об изменениях в российском обществе - с помощью репрессий их, может быть, можно замедлить, но остановить вряд ли удастся.

При этом пока еще неясно, куда они приведут: помимо демократов, в акции протеста также участвовали левые и правые экстремисты всех мастей. Собственно говоря, в интересах Кремля, чтобы тон в оппозиции по-прежнему задавали относительно умеренные политики, в квартирах которых в понедельник полиция устроила обыски. Но, судя по всему, власть предпочитает конфронтацию.

Frankfurter Rundschau комментирует:

Тот, кто теряет голос, должен найти другую возможность привлечь к себе внимание. В Москве недавно можно было наблюдать за тем, что происходит, когда голосов лишают избирателей. Тогда за право на свободные и честные выборы они голосуют ногами. Если у них отнимут и это право, им останется лишь возможность гражданского неповиновения или радикализации протестов.

Даже если мы еще пока и не знаем непосредственных результатов ужесточения закона о демонстрациях, его долгосрочные последствия вполне можно предугадать. Последние 13 лет Владимир Путин предстает перед своей страной и остальным миром в разных ипостасях - политического деятеля, реформатора, военачальника, мачо. Недостает лишь одного образа - демократа.

Подавление свободы слова - это процесс, который начался не с ужесточением закона о демонстрациях, а с реформой закона о партиях и выборах. Впредь Путин будет управлять страной не как президент или премьер, а как лидер движения, которое может стремиться лишь к завоеванию абсолютного большинства. Терпеть существование оппозиционного движения означало бы допустить возможность непредсказуемого риска. Путин делает очень рискованный шаг, стремясь противопоставить Москве всю остальную страну. До сих пор этого удавалось достичь лишь ценою террора.