Коммунистический режим укатил в историю на бронетранспортерах, оставив за собой запах солярки. 21 августа 1991 года мы стояли на Манежной площади с моей подругой Катей и наблюдали, как последние военные покидают центр Москвы.
"Вы только в народ не стреляйте!"
Всего за два дня до этого меня разбудил утром звонок университетского друга Алексея: "Петрович, просыпайся! В стране переворот!". Я поймал такси и по пути в редакцию газеты "Куранты", где работал, прикрепил к воротнику куртки маленький значок в виде российского триколора - чтобы самому себе доказать, что я не боюсь.
Но страх и ощущение, что все пропало, были в первый день путча очень сильными. Я, как и многие, топил эти эмоции в работе. Нашу типографию закрыли путчисты из ГКЧП, хотя саму газету не тронули. Мы вынуждены были печатать ее на ксероксе, а потом сами раздавали ее солдатам, которые сидели на броне своей техники на соседних перекрестках. Они охотно ее брали. "Вы только в народ не стреляйте!" - просили мы их. Помню, как один лейтенант сказал мне: "Не волнуйтесь, точно не будем". И это уже вселяло надежду.
И вот теперь мы с Катей стоим на Манежной и готовы расплакаться от счастья. От того времени сохранилось почти нереальное ощущение внезапно распахнувшейся двери в будущее, причем такое будущее, которое никому еще за несколько дней до того и присниться не могло. Мы впервые ощутили себя гражданами свободной страны. И, что важно, эту свободу мы добыли сами.
Украденная страна?
Сейчас я понимаю, что так чувствовали себя прежде всего жители столицы и Санкт-Петербурга. Россия по большей части так и не поняла, что произошло. Она спохватилась значительно позже и прокляла нас. Сколько раз за эти годы мне приходилось слышать от людей в разных городах России: "Вы украли у нас страну!".
Их можно понять. Преображенская революция, как некоторые до сих пор ее называют (19 августа празднуется церковью как праздник Преображения Господня) была финальным актом драмы, главные роли в которой играли москвичи, петербуржцы, жители Балтии, кавказских республик Союза и западной Украины.
Остальные граждане СССР наблюдали, как мы совместными усилиями добивались честных выборов депутатов, отмены шестой статьи конституции, санкционировавшей всевластие КПСС, принятия закона о средствах массовой информации. В конце концов, мы и вышли на улицы в августе 1991 года, чтобы не дать путчистам повернуть время вспять. Я не хочу сказать, что остальная страна состояла сплошь из реакционеров или равнодушных. Но великая антикоммунистическая революция 1991 года стала кульминацией усилий совсем немногих.
В тоске по империи
Это и есть главная причина ее поражения. Меньшинство хотело свободы и демократии. Их до сих пор желают, по разным данным разных опросов, от 10 до 15 процентов населения. Большинство же мечтало о заполненных полках магазинов, американских боевиках и развлекательных шоу на ТВ - и чтобы без партсобраний.
Его трудно винить. 74 года коммунистического террора разной степени интенсивности повлияли на нас настолько сильно, что, как я сейчас понимаю, демократическое движение в России моей молодости было практически обречено на поражение. Да, Ельцин не провел реформу армии и спецслужб и не хотел люстрации - но некоторые другие посткоммунистические страны обошлись без них. Да, приватизация была несправедливой - но других в природе не существует. Да, Запад поддерживал в России нравившихся ему политиков, а не создание институтов - но что по-настоящему могли тогда сделать США и Западная Европа?
Все эти причины вторичны. Первична - неизжитая тоска по империи, принадлежность к которой компенсировала убогость советской жизни. Нынешняя власть это прекрасно понимает, потому что сама испытывает такие же чувства. А еще интенсивно культивируемый государственной пропагандой цинизм - циник не верит в возможность изменить мир к лучшему, и тем власти очень удобен. Ну, и генетический советский страх перед возможными репрессиями - куда же без него? Эпоху не обманешь. Сегодняшние заоблачные рейтинги президента и общее согласие людей с внешне- и внутриполитическим курсом Кремля значат лишь одно: нынешние руководители выражают настоящее мнение россиян. А мы, постаревшие и все более малочисленные участники "Преображенской революции", - нет. Возможно, пока нет.
Память о будущем
Ведь любые масштабные перемены в жизни народов - всегда результат действий меньшинства, поймавшего ветер истории. Очень хочется думать, что, на самом деле, мы четверть века назад опередили время. Кто станет следующим, кому удастся "почувствовать момент"? Новые "левые"? Националисты? Левые, которые вдобавок еще и националисты? Вообще какие-нибудь "приморские партизаны"? Не исключено. Или все же страна проснется к нормальной, свободной и мирной жизни? Поверить в это трудно, но не верить - невозможно.
Перемены грядут довольно скоро. Но никто не может знать, какими они будут. Что остается нам? Только одно: не забывать, частью чего мы были и не поддаваться цинизму. Те, кто дышал воздухом 1991-го - хранители воспоминаний о времени, когда слова "свобода" и "демократия" не были пустым звуком. Я живу надеждой, что эта память рано или поздно кому-то пригодится.
Автор: Константин Эггерт - российский журналист, ведущий программ телеканала "Дождь". Автор еженедельной колонки на DW. Константин Эггерт в Facebook: Konstantin von Eggert
Смотрите также: