Кого в России можно назвать художником

Художник Юрий Альберт выставляет свои работы в Третьяковской галерее, Русском музее, в музеях Германии, Венгрии, Финляндии, США. Лауреат премии Кандинского живет в Москве и Кельне. Художник работает в различных жанрах - от живописи и рисунка до инсталляций и перформансов. Самыми известными стали его работы с текстами, а фирменным стилем считается "ироничное цитирование". Юрий Альберт ответил на вопросы DW.

DW: Проходят ли ваши выставки в России?

Юрий Альберт: В России я, конечно, выставляюсь. Цензура пока не всеобъемлющая, и на что упадет начальственный взгляд, предугадать невозможно. В Китае был случай. В 2012 году меня пригласили на Шанхайскую биеналле с работой, имитирующей выборы.

Она называлась "Московский выбор", и я выставлял ее в Москве несколько раз без особых последствий, хотя в ней поднимались вопросы, связанные с российско-грузинской войной и цензурой. Когда эта работа приехала в Китай, китайцы потребовали убрать два или три вопроса из восьми, и мне пришлось отказаться от участия.

- Как вы относитесь к последним скандалам в России, связанным с нападением на выставки со стороны верующих?

- Это определение неправильное, потому что среди художников, подвергавшихся атакам так называемых "верующих", тоже есть верующие. Разделение пролегает между людьми, которые готовы, во-первых, признать существование другой точки зрения, и, во-вторых, понимают, что не всякое высказывание является прямым.

- Вы как-то поддерживаете коллег, подвергшихся нападениям тех, кто считает себя  верующими?

- Подписываю письма в их защиту, но и только. Не могу же я поддержать их физически, живя в Германии.

- Почему именно Германия?

-Так сложилось, это не было сознательным выбором. В 1990-м, когда я сюда переехал, здесь была галерея, в которой я выставлялся.

- Можно ли сказать, что сегодня вы востребованы больше в Германии, чем на родине?

- Я бы так не сказал. Больше выставок у меня в России, или, возможно, поровну. Вектор развития в России печальный, но пока царит неразбериха. Вернее, есть закономерности. Я еще не слышал, чтобы были протесты против выставок в "Гараже" Романа Абрамовича. В Эрмитаже сбивать что-то с постамента или обливать мочой вряд ли будут, поскольку административный вес директоров Эрмитажа или Сахаровского центра несравним, и эти люди четко понимают, на кого они могут задирать ногу, а на кого нет.

- Можно ли сейчас за деньги государства критиковать это же государство?

- В каждом случае это решается индивидуально. Это же не деньги министерства культуры, это наши деньги, деньги налогоплательщиков. Почему же нет?

- Как вы относитесь к перформансам Петра Павленского? Искусство ли это?

- Отношусь как к художнику прекрасно. У него есть очень четкая, очень сознательная линия, и это, конечно, искусство, причем высококачественное искусство. Более того, именно то, что вы задаете  вопрос "искусство ли это", и есть признак того, что это хорошее искусство.

- С другой стороны, некоторых художников в России удалось купить, и их работа превращается в ремесленничество. 

- Убеждения таких людей состоят в том, что власть всегда права, и они им не изменяют. Власть была условно либеральной, они были либералами, власть была условно патриотической, они ура-патриоты. Как Михалков, который писал гимны и был искренне уверен, что все, что ему заказали, так и должно быть.

- Имеет ли тогда какое-то значение репутация?

- Конечно. Но мы не должны забывать, что никакого единого художественного сообщества не существует. Понятно, что репутация скульптора Салавата Щербакова (автор скульптуры князя Владимира на Боровицкой площади – Ред.), в кругах художников, в которые вхожу я, низка, но его это, думаю, вряд ли волнует, потому что он живет в другом художественном сообществе. Хотя, говорят, в личном общении он милый человек. Именно в силу того, что российское общество недемократическое, в нем нет выработанных критериев недопустимости.

- Может быть, критерий - разрушение исторического наследия? Есть необратимые изменения в историческом облике Москвы, на которые должно реагировать художественное сообщество.

- Реагируют, подписывают воззвания и устраивают пикеты. Но это же просто нарушение закона, надо с этого начинать.

- В России много деятелей культуры, подписывающих коллективные письма поддержки власти, осуждения оппозиционеров. Они вынуждены это делать?

-  Могу допустить, что кто-то искренне считает, что "Крым наш", а Ходорковский не наш. Но я знаю людей, для которых это забота о коллективе, то есть, если он что-то не подпишет, то ему не дадут денег, не построят здание, разгонят. Во Франции или Германии художники в широком смысле этого слова, включая режиссеров, гораздо меньше зависят от государства, и экономически, и ментально. В России все театры на государственном снабжении или имеют льготную ставку аренды. Это очень плохо, но приходится это констатировать.

- В чем тогда разница? В Германии больше интерес к искусству у простых граждан, которые и финансируют его?

- Больше интерес к искусству, но я не уверен, что намного больше людей здесь понимают современное искусство, чем в России. Но в демократическом обществе есть традиция независимой экспертизы. Если в Кельне построили Музей Людвига, в котором выставляется современное искусство, то реакция нормального человека такая: "я этого не понимаю, но раз эксперты решили, что это должно тут висеть, мне надо подучиться". А в России реакция другая: если ты пришел и чего-то не понимаешь, то вот "нарочно мне подсовывают какую-то гадость". В патерналистском обществе граждане желают, чтобы их воспитывали – "не подсовывайте нам ничего непонятного, скажите нам точно, что хорошо, что плохо".

- Есть ли прогресс?

- Конечно. При всей моей неприязни к нынешней политической ситуации в России и политическому режиму, по сравнению с тем, что было в советское время, мы живем в раю.

Смотрите также: