Дневник "военного художника", или Майдан на кончике кисти

27-летняя художница из Киева Мария Диордичук документировала события украинской революции с помощью кисти и холста, проведя два месяца на Майдане. Результатом стали 12 картин, составляющих передвижную экспозицию"Цвета свободы". Работы Марии Диордичук уже выставлялись в столицах Эстонии, Финляндии и Дании. Но в планах художницы - организовать показ картин и в других странах ЕС. Своим опытом революции, как художник и одновременно участник противостояния, Мария Диордичук поделилась с DW.

DW: Вы писали свои картины, находясь в эпицентре протестов на Майдане в Киеве. Как вы оказались на передовой революции?

Мария Диордичук: Я живу в Киеве. В конце января, когда полетели первые гранаты, мы поняли, что, похоже, Майдан не пройдет без крови. В этот момент я почувствовала, что нельзя оставаться в стороне и нужно занять активную позицию. Когда ситуация обострилась, мы переехали в Украинский дом, чтобы быть ближе к событиям. До последнего момента никто не верил, что это закончится такой жестокостью и таким противостоянием.

- У многих ли людей в Киеве эти события вызвали похожие чувства?

- В одну ночь поднялась вся столица. Когда ты читаешь на Facebook, что твои друзья, не сговариваясь, едут на Майдан, то это очень вдохновляет. Удивительно, насколько скоординированы были люди, которые никогда не принимали участие в подобных действиях. Мы боролись за чувство собственного достоинства, за становление новой нации, против коррупции, против "царя", против "имперских замашек", против остатков Советского Союза.

- В какой момент своего участия в событиях вы решили, что хотите отобразить происходящее на холсте?

- Важно, чтобы каждый профессионал занимался своим делом. Воевать получается лучше у тех, кто имеет об этом хоть какое-то понятие. Мы старались делать все, что в наших силах, а в наших силах было стать "военными художниками". Мы пытались писать честную живопись, максимально передавать правду. Были еще задания, которые не только шли от сердца, но являлись частью работы. Часто бывали ситуации, когда надо было ночью нарисовать плакаты или сделать какие-то листовки. Было ощущение, что если ты уйдешь, то можешь пропустить очень важный момент и подвести людей.

- Другие художники писали картины о Майдане на безопасном расстоянии. Возникала ли у вас мысль о том, чтобы перейти в более спокойное место?

-Нет, я об этом не думала. У меня была конкретная миссия - стать документалистом, передать историю. Ощущение причастности к тому, что происходит, возникает не в мастерских, не в спокойных местах, а на передовой.

- Каково художнику работать в условиях революции?

- У меня было несколько стадий работы. На первой стадии была эйфория. Тогда не было ощущения, что ты можешь умереть. Потом, когда начали происходить убийства, пришло понимание, что нас тоже могут убить. Это уже было совсем другое эмоциональное состояние для работы - мы каждый раз шли на баррикады, как в последний раз. На третьей стадии страх просто исчез. В этот момент ты становишься более черствым, и у тебя есть задача - просто продолжать выполнять свою работу. Ты уже не анализируешь ситуацию, не думаешь, насколько здесь может быть страшно.

Так что на моей первой картине изображена сложная эмоция ожидания, когда нет никакой динамики: ты не знаешь, начнется ли активная фаза или ты всю ночь простоишь. Я создавала эту картину на той стадии, когда еще работала логика. Затем пойдут более экспрессивные картины, в которых никакого анализа ситуации почти уже нет.

- Теперь картины, которые вы создали во время событий в Киеве, объединены в одну выставку. Какая у нее концепция?

- У меня не было изначально цели делать выставку. Но началась очень сильная пропаганда со стороны России, и никакие методы не действовали. И я поняла, что это тот самый проект, который может помочь увидеть людям, живущим в Европе, что происходит на самом деле.

- Насколько я знаю, вы были ранены осколком в глаз. Ужасный опыт для художника. Как вы себя чувствовали? И стала ли для вас угроза более ощутимой?

- Было очень больно и страшно. Но самым болезненным переживанием для меня в тот день было то, что я соврала маме, сказала, что я в безопасном месте, а на самом деле я носила шины и помогала другим активистам. И мне пришлось полторы недели не показываться ей на глаза. Рана в итоге зажила, но еще есть проблемы и мне понадобится операция.