Город воспоминаний
22 ноября 2012 г.
"Июнь 2012. Меня охватывает волнение от того, что я нахожусь здесь, в городе, где я родилась. Здесь я прожила первые семь лет моей жизни. В районе, где мы жили, появилось много новых домов, улицы стали шире, на них растут деревья. Дома, ставшего нашим пристанищем, тоже нет. На его месте стоит огромное здание со стеклянным фасадом. Но на боковых улочках сохранилось много старых домов. Среди них я узнаю те, в которых жили знакомые и друзья.
История спасения в Шанхае
Мои родители оказались в Шанхае в 1939 году. Мама была тогда беременна мною. Родители познакомились за несколько лет до этого в еврейском спортивном обществе "Шильд" во Франфурте-на-Майне. В 1938-м отца депортировали в Дахау. Мама узнала, что есть только одна возможность вызволить его оттуда: для этого нужны были документы на выезд из страны.
Шанхай был тогда чуть ли не единственным местом в мире, куда национал-социалисты еще отпускали немецких евреев. Отдельные части города находились под управлением международной администрации. Чтобы поселиться здесь, иностранцам не требовалось специального разрешения.
Правда, власти "третьего рейха" требовали официальное подтверждение того, что нам разрешен въезд в Китай. С помощью родственников моей мамы удалось получить такой документ в китайском консульстве в Нидерландах. И мама добилась того, что отца отпустили.
29 марта 1939 года они взошли в Генуе на борт корабля. У меня еще сохранились фотографии, на которых видно, как они дурачатся в бассейне на палубе корабля. После тяжелых лет в нацистской Германии там они впервые вновь были свободны и счастливы.
Что сохранилось в памяти
Хонку на северо-востоке города был самым бедным районом Шанхая. Сюда приезжало большинство беженцев. Им не разрешалось брать с собой из Германии больше одного-единственного чемодана. Родители были бедными и ходили в старых обносках, но мне, маленькой, казалось, что китайцы, которые там жили, еще беднее. У многих из них не было даже обуви, и если зимой мне встречались босые люди, это казалось очень странным.
Однажды выпал снег, я хорошо это помню. К счастью, отец был дома. Он придумал взять наш таз для стирки и пойти на крышу, чтобы набрать снега. Я впервые его увидела и трогала. Мама мне всегда читала немецкие сказки, но только в этот момент мне стало понятно сравнение "бела как снег" из сказки о Белоснежке.
Я помню ностальгию взрослых и их неуверенность. Они не знали, что происходит с их родными в Европе. Отец слушал по радио новости на разных языках. Однажды он отправил родителям моей матери письмо через "Красный Крест". Ответ пришел через шесть месяцев. У меня есть эти письма, в них - только хорошее. "Соня подрастает", - писал мой отец. "Мы здоровы", - отвечали бабушка и дедушка... Они погибли в концлагере Терезиенштадт.
Гетто не как в Европе
В 1941 году японцы взяли город под свой контроль, а с 1943 года всем еврейским беженцам полагалось жить в одной части Хонку. Это касалось всех евреев из Германии и Австрии, у которых на тот момент не было гражданства. Этот ареал, "предназначенный для беженцев без гражданства", как гласило его официальное название, часто называют "шанхайским гетто", хотя оно, конечно, отличалось в лучшую сторону от еврейских гетто на оккупированных нацистами территориях в Европе.
Беженцы из Германии жили здесь с людьми других национальностей. Но в отличие от русских, китайцев и японцев, еврейским эмигрантам требовался пропуск, чтобы покинуть эту территорию.
Создание гетто не имело для нас серьезных последствий. Мы и так уже жили в этом районе. Другим было труднее. Например, тем, кому пришлось перебраться сюда из более богатой французской концессии.
Моя школа была за пределами гетто, но нам, детям, можно было проходить туда без проблем. А моему отцу требовался пропуск, чтобы ходить на работу. Он работал помощником торговца куриными яйцами на территории французской концессии. Я не раз его туда провожала.
Путь домой - дорога в неизвестность
После войны, в 1947 году, мои родители решили вернуться в Германию. Позже отец сказал мне, что он хотел участвовать в создании новой, демократической Германии. Я думаю, что он действительно так думал. В советском консульстве он получил визу в Восточный Берлин. Моя лучшая подруга к тому времени уже эмигрировала в Австралию, и я рада была тому, что мы ехали в Германию. Так начался новый отрезок моей жизни.
Всем, кто хотел меня выслушать (да даже если и не хотел), я рассказывала, что мы едем в Германию. Но другие беженцы не всегда встречали мои восторги с пониманием. Многие считали невозможным вернуться в "страну убийц". Однажды один взрослый человек даже плюнул в меня. Плюнул в ребенка, который не мог нести ответственности за решение родителей! Этого я не забуду всю свою жизнь.
Я думаю, что у меня все-таки было счастливое детство. Родители, как могли, ограждали меня от всего негативного и очень обо мне заботились. Мама читала мне детские книжки, учила со мной песни, папа отвечал на все мои вопросы и каждый день отвозил меня на велосипеде в детский сад, а потом в школу. Да, я могу сказать, что у меня было счастливое детство".