Георгий Сатаров: Конституцию РФ не "портят" - ее убивают

В Государственной думе РФ 10 марта должно состояться второе чтение законопроекта об изменениях в Основной закон. Георгий Сатаров, бывший помощник Бориса Ельцина, считается одним из соавторов действующей российской конституции. В интервью DW он рассуждает о цели изменений в конституцию, их возможном влиянии на дальнейшее развитие политической ситуации в России и о том, что может произойти после окончания срока полномочий Владимира Путина.

DW: Сейчас идет процесс, который можно назвать по-разному: трансформирование конституции, переписывание конституции… Вы были участником Конституционного совещания по разработке новой конституции в 1993 году. Как бы вы охарактеризовали то, что происходит с конституцией сегодня?

Георгий Сатаров: Самое важное - это то, что с ней происходило до этого, и именно поэтому сегодня происходит то, что происходит. Эта конституция, которую сейчас портят, рождалась на прахе и на пепелище очень сурового противостояния и несет на себе, если говорить о содержании, родовые травмы этой трансформации.

- Вы говорите о двух проектах конституции? О том, который называют президентским, и о втором, подготовленном сторонниками Верховного совета?

Первый проект - это проект конституционной комиссии Верховного совета, возглавляемой Ельциным. Проект парламентской республики. И было еще два проекта: один, подготовленный Шахраем, и второй, подготовленный, по-моему, Собчаком и еще кем-то. В окончательном варианте взяли две первые главы из парламентского проекта - собственно, те главы, которые призваны защищать людей, если конституция выполняется.

Есть еще девятая глава, связанная с процедурами изменения конституции, тоже очень важная. А все, что в промежутке, - это устройство власти. Вот там уже работали другие идеи - идеи президентской республики. И подготовленный проект был достаточно сбалансированный. Хоть это и президентская республика, но баланс между властями был соблюден. И это попало от Конституционного совещания на стол Ельцину. А дальше - сентябрь-октябрь. И после этого президент, страхуясь от того, что произошло осенью 93-го, вносил правки, и менялся баланс между властями.

- А что происходит сейчас?

- Ну, это же не первые изменения в конституцию. Были и такие несущественные, как изменение числа субъектов федерации за счет вложенности субъектов.

- Были и существенные, когда изменили срок полномочий президента и парламента.

- Да, это существенно, тем более что это фантастически позорно. У меня это - комплекс национального позора, национальной неполноценности. А главное, что это прошло абсолютно спокойно, и тут я процитирую самого себя: конституция защищает только то общество, которое в состоянии защитить свою конституцию. Вот этого не происходило. То, что спокойно пропустили и разрешили им сидеть, сколько они хотят, - могли написать шесть лет, семь, восемь - вот на этом они сейчас и мчатся дальше, корежа конституцию.

- Вы считаете, что конституцию портят?

- "Портят" - это мягко сказано. Я приведу один пример. Последняя норма первой главы гласит, что никакие нормы в других главах конституции не могут вступать в противоречие с нормами, записанными в первой главе. Там, где они посягают на местное самоуправление, то, что они туда записывают, напрямую противоречит тому, что написано про независимость и отделенность от государства местного самоуправления в первой главе. Это недопустимо, они записывают туда антиконституционные нормы. Разве это можно назвать "портить"? Это называется "убивать".

- Поправка о Госсовете, наделяющая его конституционным статусом: как вы думаете, для чего это нужно?

- Это еще одна абсолютно антиконституционная фигня. Первая статья, защищенная так, как я сказал, содержит точный и исчерпывающий список органов, осуществляющих государственную власть Российской Федерации. Он состоит из президента, Федерального Собрания, судов. Государственный Совет, при всем пиетете, который к нему испытывает наш президент, не имеет права осуществлять государственную власть, потому что его нет в этом списке. И его появление, и любые попытки приписать ему функции государственной власти противоречат конституции, в связи с наличием в первой главе этого закрытого списка. Это - нелегальный орган.

- И все же, как бы вы охарактеризовали процесс изменения конституции? Вы как-то употребили выражение "государственный переворот"…

- Нет, это не я. Это уже пишут везде. Переворот уже давно произошел. Путин же - это функция. И функция эта состоит в том, что он должен своим рейтингом, своей способностью вербовать людей в больших количествах через телевизор обеспечивать стабильность этого режима. И он нужен режиму, пока он способен это делать. Его рейтинг падает, он устает от постоянного применения своих способностей. И, конечно, главное - это его страх перед всеми этими происходящими тенденциями, начиная от обновления, смены поколений… Меняется и оппозиция, и явно в нехорошую сторону.

- Радикализируется?

- Нет. Пока это просто умные ребята, с чувством собственного достоинства, образованные, которые хотят жить в нормальной стране. Они, прессуя этих, договороспособных, конечно, вызовут радикализацию оппозиции. Законы природы практически неумолимы, но они толкают общество в ту сторону своими усилиями, потому что договариваться они не могут.

Страшно кругом: с экономикой задница, одиночество в мире полное, за исключением некоторых, таких же странных субъектов, вроде этой власти. И страшно, если говорить о Путине, что снаружи поймут, что он утрачивает способность выполнять вот эту базовую функцию. Значит, что надо делать? Надо быть предельно целеустремленным, энергичным, все делать лихо, быстро, ловко. С ловкостью не очень получается, с лихостью тоже, но то, что быстро, - это видно отчетливо.

- То есть, в основе нынешнего изменения конституции лежит страх?

- Бесспорно.

-  Мне кажется достаточно прочным нынешнее положение Владимира Путина в России - никто же не протестует против практически любых его предложений. Зачем ему нужно менять конституцию, менять правительство, идти на шаги, которые, как мне кажется, многие даже не понимают?

- Среди этих поправок в конституцию есть одно сочетание, которое ему действительно нужно. Если пытаться коротко описать конечную цель в терминах государственных, то это очень сильное усиление автаркии. (Автаркия - система замкнутого воспроизводства сообщества с минимальной зависимостью от внешней среды; в экономическом смысле - закрытая экономика, предполагающая абсолютный суверенитет. - Ред.) Такой примерно XVI век. Экономика наша уже давно в XVI веке, и политическая система туда мощно движется.

Ему (Путину. - Ред.) нужна автаркия. Самое мерзкое, что раздражает его в этом влиянии извне, - это ЕСПЧ. Мало того, что туда иски постоянно тащат, так еще и деньги за это платить надо! Это же антигосударственно, непатриотично! Поэтому вот эта защита от решений международных организаций - во всем этом (поправках в конституцию. - Ред.) самое главное, на мой взгляд. Что такое уничтожение влияния ЕСПЧ? Это открытый сигнал элите: произвол теперь ничем не ограничен. И вот это действительно страшно.

- Все эти изменения могут ухудшить положение и без того не очень многочисленной и раздробленной российской оппозиции?

-  Нет. Судьба российской оппозиции в ее руках. Я надеюсь, что это постепенно переходит в руки нового поколения, не страдающего теми родовыми дефектами, которыми страдала политическая оппозиция 90-х. И которая во многом переползла в это тысячелетие. И на это никакие поправки в конституцию не могут повлиять.

- Как вы считаете, вот это молодое поколение - когда оно может дорасти до того, чтобы представить для нынешней власти реальную политическую угрозу?

- Когда граждане смогут до этого дорасти. Потому что судьба и способности этой оппозиции определяются исключительно тем, как себя ведут граждане. Готовы они к тому, чтобы вот эту новую, молодую, с широким разбросом молодую, от 18 до 40 лет, оппозицию поддержать, выходить на митинги, собирать подписи, голосовать, а не сидеть дома, прилипнув к дивану, - вот от чего это зависит.

- Нынешний президент у власти уже 20 лет, но все когда-то кончается. По-вашему, что и кто может быть после Путина?

- Главная трагедия последних двадцати лет заключается не в том, что Путин был 20 лет, а в том, что непонятно, что будет после. Эти 20 лет уничтожили государственные институты в их точном смысле слова. Потому что наличие вывески "Министерство культуры" или "Министерство финансов" может не иметь никакого отношения ни к культуре, ни к финансам. Или если написано "Парламент", это не значит, что там парламент, - это только надпись.

До этого состояния мы дошли за двадцать лет. И поэтому стабильность, которую должны обеспечивать институты, подчиняющиеся не президенту, не парламенту, а праву, - вот это и есть стабилизатор. И этого стабилизатора у нас нет в природе. Он убит этими двадцатью годами. И это порождает нестабильность и непредсказуемость того, что будет после Путина.

- Вы допускаете любое развитие событий?

- Да.

Смотрите также: