Власть в РФ может заблокировать YouTube. Но нужно ли ей это?

Галина Арапова - российский медиа-юрист и эксперт в области информационного права. С 1996 года она является основателем и директором Центра защиты прав СМИ. В России Арапова - дважды "иноагент". Еще в 2015 году Минюст РФ внес Центр в список "иностранных агентов" за критические высказывания об изменениях в законодательстве в сфере СМИ. А затем в 2021 году Арапову внесли в реестр СМИ - "иностранных агентов".

В интервью-проекте DW "вТРЕНДde" c ведущим Константином Эггертом Галина Арапова рассказала о том, как это - жить и работать с таким статусом в России, а также о том, что еще может предпринять российское государство.

Константин Эггерт: Как вы считаете, российские власти сделали уже практически все, чтобы зажать независимые СМИ и использование интернета - и усложнить доступ к информации онлайн?

Галина Арапова: С законодательной точки зрения было сделано все, чтобы люди боялись и уровень самоцензуры был достаточно высок. Но начало марта 2022 года и законы военной цензуры дали серьезный толчок к тому, чтобы  журналисты делали выбор, каким образом дальше они будут работать. Либо они себя серьезно ограничивают и цензурируют, пишут только на социальные, культурные и экономические темы. Или же они освещают военные события и тогда оказываются перед выбором: рисковать пятнадцатью годами лишения свободы или же релоцироваться и начать работать из других стран.

- В России существуют два медиа-пузыря, в которых живут люди. Один - это медиа-пузырь тех, кто потребляет государственную пропаганду. А другие -  те, кто читает и смотрит условно независимые или оппозиционные СМИ. У меня возникает ощущение, что на самом деле Кремль практически установил полный контроль над общественным мнением России.

- Думаю, что эти два пузыря еще не лопнули и не перемешались. Пузырь пропаганды еще не поглотил пузырь независимых медиа и альтернативной информации. Те люди, которые потребляли пропаганду - продолжают ее потреблять.

Конечно, кажется, что количество независимых медиа сократилось. Но несмотря на блокировки журналисты релоцировались и перешли вTelegram, YouTube, и достаточно большое количество людей присоединилось к этим каналам. Это либо те, кто раньше их не читал, либо это расширение аудитории за счет тех, кто начал интересоваться новой повесткой. И поэтому на самом деле количество людей, которые читают независимые медиа, не сокращается. Я бы сказала, даже увеличивается, потому что все равно VPN помогает получать доступ к этому.

- Дело не только в технологии, но и в желании узнать что-то другое. Мое личное ощущение, что большинство либо действительно верит тому, что транслирует коллективный "Первый канал", либо абсолютно равнодушно к войне, разве нет?

- Я все-таки считаю, что нет. Понятно, что давление пропаганды и контроль со стороны государства над интернетом, распространением информации очень серьезный. Но те люди, которые смотрели телевизор, не будут искать информацию онлайн. Скорее всего, это старшее поколение или те, кто серьезно встроен в государственную машину. Чтобы чувствовать себя комфортно и продолжать работать во всем этом, они должны как-то себя убеждать, что все нормально. Поэтому даже при наличии возможности пойти почитать альтернативный источник информации они не будут этого делать. Тем не менее, независимые СМИ пытаются бороться за эту аудиторию.

- Вы - дважды "иноагент". Какую роль сегодня играет этот статус, который в России уже раздают направо и налево. В чем его смысл?

- Я продолжаю работать российским медиа-юристом и делать то, что делала всегда. Статус "иноагента" - это больше про твои отношения с государством, нежели с обществом.

Конечно, дискриминационное положение на тебя тоже влияет. Например, меня тут же постарались вытолкать из университета, где я 13 лет преподавала на факультете журналистики. И это было сделано абсолютно неофициально и незаконно. И это все понимали, в том числе ректор университета. Тем не менее он не смог отказать сотрудникам ФСБ, которые пришли и сказали, что теперь я преподавать не должна. При этом люди, которые попадают в этот реестр и организации, понимают, что в общем-то так или иначе этот статус в первую очередь является страшилкой для граждан РФ. И таким образом всем дают понять, что с этим человеком или организацией лучше не работать.

- Скажите, а вот были ли, наоборот, позитивные примеры, что кто-то был готов к сотрудничеству?

- Такие тоже есть. Практически все, кто был признан "иностранными агентами", продолжают свою работу. Я не буду выдавать все секреты агентского сообщества, но мы живем в XXI веке, и можно организовать свою работу. На тебя повесили этот безумный ярлык. Разве это означает, что ты должен сложить лапки, сидеть и рыдать в уголке? Никто не будет этого делать. Мы все взрослые люди. Если государство обратило на тебя внимание, значит, что ты что-то из себя профессионально и как гражданин представляешь.

- Что теперь может сделать государство в отношении оставшихся средств массовой информации и в отношении новых запретов соцсетей?

 - Они могут нарисовать любой закон. В теории, конечно, может быть еще большее усиление контроля над интернетом. Могут отморозиться, чтобы заблокировать YouTube. Нужно ли им это? Технически у государства есть для этого все возможности. Но оно этого не делает, потому что население страны привыкло к информационному комфорту. Они привыкли искать рецепты онлайн, показывать детям мультфильмы. И совсем не обязательно они будут смотреть информационные каналы.

Видимо, власть не хочет идти на этот последний шаг, чтобы не триггерить ту часть населения, которая использует YouTube просто как бытовой инструмент для развлечения. Могут начать новые кампании, например, по привлечению к уголовной ответственности за использование VPN. Уже было такое одно дело. И это плохой звоночек. Не надо массово сажать всех в тюрьму и возбуждать уголовные дела. Достаточно по некоторым направлениям сделать два-три громких дела, и люди скажут: "Ой, да не надо мне это. Я вообще ничего не буду смотреть. Я как-нибудь посижу, тихонько подожду - оно, авось, само когда-нибудь, да закончится". И это будет новый такой толчок к усилению самоцензуры.

Смотрите также: