Остаться человеком. Как в Купянске сопротивлялись оккупации

Фасад дома культуры украшен цветным барельефом - украинским гербом и полевыми цветами. Темноволосый парень садится в строительную люльку, поднимается до уровня тризуба и начинает методично бить по нему молотком. Государственный герб Украины он называет "символом преступной фашистской власти". "Конечно, мы не вандалы. Мы будем полностью менять их на наши, российские символы", - говорит парень. Он одет в футболку с флагом РФ и георгиевской лентой.

Это кадры из пропагандистского сюжета, снятого летом 2022 года в пригороде Купянска Петропавловке. Прошло шесть месяцев оккупации - россияне подавили протесты, создали собственные тюрьмы и администрацию. Над зданиями развеваются российские флаги. На фасаде петропавловского дома культуры также рисуют триколор.

Парня с молотком зовут Илья Гаманин. Ему 18 лет, он учился в купянском медицинском колледже и возглавлял молодежный совет в городской администрации. Его папа - начальник отдела финансов местной воинской части Сергей Гаманин, который пошел на сотрудничество с россиянами.

Решили стать партизанами: "У меня был принтер, у Виталия - жажда действия"

"К сожалению, многие верили, что Россия принесет сюда мир", - вздыхает Михаил Марчук, который учился вместе с Ильей. В первый день полномасштабного вторжения Михаил поехал в колледж, однако занятия отменили. Уже через три дня мэр города Геннадий Мацегора согласился на сотрудничество с российскими военными. Впоследствии они оккупировали весь восток и часть севера Харьковской области.

Михаил остался дома в Ковшаровке, в пригороде Купянска. У него было утешение - посещал Свято-Духовский приход, принадлежащий Православной церкви Украины, пел там в хоре. Несмотря на оккупацию, церковь продолжала служить на украинском языке. "Если бы кто-то из россиян к нам зашел... - говорит отец Леонид, затаив дыхание. - Он бы услышал, как мы молимся за нашу армию, как мы поем "Боже великий, единый, нам Украину храни"... Известно, что бы с нами было. Мы уже слышали, что происходит в Купянске, что там исчезают люди". Чтобы россияне не догадались, что кто-то посещает церковь, отец Леонид не косил во дворе траву.

Весной, после очередной службы, Михаил обратился к пономарю Виталию Клименко. "Может, надо что-то делать, - неуверенно спрашивал парень. - Но что мы можем? Россияне с автоматами ходят". В конце концов, Михаил с Виталием решились стать партизанами - распространять по поселку проукраинские листовки. "У меня был принтер, у Виталия - жажда действия", - смеется Михаил.

К их движению присоединился отец Леонид. Каждое воскресенье, после службы, они втроем обсуждали лозунги: "Ковшаровка - это Украина", "Вас уже уничтожено 50 тысяч. Подумайте: может, пора бежать?". Михаил печатал их и вместе с Виталием расклеивал по поселку. Параллельно срывали объявления оккупационных властей - об актуальном курсе рубля и подготовке к новому учебному году в школах.

Отец Леонид: "Я скрывался от КГБ. Этот опыт сработал во время оккупации"

Виталий - АТОшник, отец Леонид - капеллан "Правого сектора". Им было опасно оставаться в своих домах - россияне могли прийти к ним в любой момент. Мужчины перебрались на дачу отца Леонида в соседнем поселке Сеньково и там расклеивали листовки. "Перед первым сентября написали: "Дорогие родители, не отдавайте детей в российскую школу, она худшая в мире". И подписали: "Купянские партизаны", - рассказывает отец Леонид. - На следующий день в Сеньково приехала ФСБ. Избили учителя истории, который не захотел с ними общаться. Думали, что он написал. Он до сих пор не знает, что пострадал из-за нас…".

"У меня опыт конспирации очень давний, с восьмидесятых годов, - объясняет отец Леонид, посещавший церковь, когда это было запрещено советской властью. - Я был в молодежной религиозной группе и скрывался от КГБ. Видно, этот опыт сработал в это время, в эти месяцы оккупации. Надо было быть очень осторожным, но в то же время упорно продолжать свою работу".

В то же время Михаил ходил по улицам Ковшаровки, снимая российских военных и их технику на фото и видео. Эти данные передавал украинским военным и правоохранителям. "Конечно, мы могли сделать больше, - размышляет Михаил. - Но должен быть баланс между патриотизмом и риском. Я знаю случай, когда мужчина пытался снять оккупантов в Купянске. Шел мимо них, говоря по телефону, с включенной камерой. Но забыл, что во всем городе нет связи! Так его и разоблачили. Я делал иначе - включал камеру и клал телефон в барсетку - так, чтобы он немного выглядывал".

Михаил Марчук: "Оккупация была очень тяжелой морально"

"Оккупация была очень тяжелой морально. Надо было не забывать, кто ты. Ты - не животное, а человек. А что отличает человека от животного? Это чувства к собственной родине", - убежден Михаил. В медколледже его классным руководителем был Константин Миронов - один из немногих проукраинских преподавателей. Его лекции также посещал Илья Гаманин, сбивший тризуб с петропавловского дома культуры.

Константин служил в зоне АТО в Луганской области. После демобилизации вернулся домой в Купянск и устроился в медколледж, преподавал там анатомию и патанатомию. Руководство также привлекло его к патриотическому воспитанию. "Многие студенты поддерживали пророссийскую партию "ОПЗЖ". А он им с уважением объяснял, какова она на самом деле, - рассказывает близкий друг Константина Андрей (имя изменено из соображений безопасности). – Он прививал студентам любовь к Украине - и делал это мягко".

Когда началась полномасштабная война, Константин остался дома, чтобы заботиться о родных. Он также приютил у себя дома нескольких студентов. До конца учебного года Константин продолжал ходить на работу. "Я спрашивал, зачем. Он говорил: чтобы выпускники смогли получить свои дипломы - украинского образца", - рассказывает Андрей.

Михаил как раз заканчивал учебу. Чтобы получить диплом, он должен был пройти практику в больнице. "Я не хотел практиковаться в Купянске, потому что там лечились российские военные, - говорит парень. - Я бы не смог лечить оккупантов. Поэтому я пошел в ковшаровскую больницу - здесь их не было".

Летом Михаил поехал за дипломом в Купянск. Домой возвращался на автобусе. На одном из блокпостов их остановили. Российские военные приказали мужчинам выйти и показать документы - их сверяли со списком. Там был список АТОшников и проукраинских активистов, участвовавших в протестах в начале оккупации, убежден Михаил.

Пытки в полиции: "Будто в этих стенах живет смерть"

"Может, помогал нашим военным. А может, нет, - говорит о Константине его друг Андрей. - В любом случае он мне бы не сказал - зачем кого-то подставлять?". Тем не менее, в начале осени Константин исчез. "Я несколько дней не знал, где он, - вспоминает Андрей. - Я ходил к нему домой - никого не было. Думал, он скрывается".

Родители его знакомого сказали, что россияне провели у них дома обыск - искали какого-то АТОшника. Андрей был почти уверен, что речь идет о Константине. На следующий день стало известно о задержании их общего друга вместе с его отцом. Оба не были ни участниками АТО, ни активистами. Андрей подумал, что это задержание также связано с Константином. Еще через день, 7 сентября, двое российских военных пришли к Андрею на работу. Они были в масках и с автоматами. "Я знал, что и за мной придут, поэтому не удивился, - говорит Андрей. - Тогда массово всех забирали. Им, наверное, сказали: ищите, кто дает наводки. А наводки были точными".

Мужчине заломили руки, натянули на глаза кепку и обмотали ее скотчем. Привезли в отдел полиции - там, в камерах изолятора временного содержания, была обустроена пыточная. "Только войдя, я услышал стон, такой... будто предсмертный, - вспоминает Андрей. - Это меня действительно подавило. Будто в этих стенах живет смерть. А вдруг это Костя? Я знал, что здесь бьют АТОшников - весь город об этом говорил. Но их отпускали, их потом видели на улице…".

Проходя по коридору, он услышал голос друга, задержанного накануне, и Константина. Тот еле слышно сказал: "Он мне ничего не передавал". В ходе допроса Андрей узнал, что Константина обвиняют в передаче информации украинским военным, а его самого - в помощи в этом. Андрей все отрицал. В ответ получал угрозы и удары дубинкой по коленям и спине.

После допроса Андрея вывели в прогулочный двор изолятора и приковали наручниками к турнику. Рядом он увидел задержанного накануне друга. Кроме них там было еще до восьми человек.

Побег из полиции: "Решили дождаться рассвета и смешаться с толпой"

Вечером в отделении полиции царила необычная тишина. Узники заподозрили, что остались в здании одни. Позвали надзирателей - но никто не пришел. Так что в одной из камер начали выламывать оконную решетку. Закончили только в полночь. Заключенные вышли и отыскали в кабинетах ключи от остальных камер. Освободили всех, кроме Андрея и его друга, прикованных к турнику наручниками. В конце концов и им удалось освободиться. Хотя Андрей остался с наручниками на одной руке.

На улицу вышли заключенные - их было до 150. В толпе Андрей увидел девушку Константина Алину. Выяснилось, что их задержали вдвоем. Девушку также пытали, требуя информации о ее парне. Самого Константина не было видно.

Стоя во дворе, заключенные не спешили убегать. "Мы боялись, - объясняет Андрей. - Мы не были уверены, что россияне сбежали из города. Решили дождаться рассвета и смешаться с толпой. Хотя мне это было бы тяжело - с одним наручником на руке". Каждый пытался найти внутри свои документы. Боясь возвращения россиян, кто-то поджег здание. Началась паника. Андрей с Алиной решили уйти оттуда и где-то скрыться. "Было еще темно, - вспоминает Андрей. - Странное чувство - всю жизнь живешь в этом городе, а уйти некуда. Чтобы тебя спрятали и не упрекали, что ты подвергаешь их опасности. Ко мне мы пойти не могли, потому что в соседних домах базировались россияне".

Наутро Андрей с Алиной пошли в больницу. Но и там найти Константина им поначалу не удалось. На следующий день врачи узнали его на фото и отвели Андрея с Алиной к нему в палату. "Над ним склонились врачи и пытались снять наручник, который сильно пережал руку. Костя был желто-фиолетовый. Смотрел сквозь меня. Я испугался. Я не знал, как себя вести. Помахал ему - и он помахал в ответ", - рассказывает Андрей.

В городе уже находились украинские военные. Тогда же начались массированные обстрелы со стороны россиян, которые оставались на левом берегу Оскола - в Купянске-Узловом и Ковшаровке. Андрей сидел у кровати Константина. Тот рассказывал, как его пытали россияне и как он, в полуобмороке, сбежал из тюрьмы, как только открыли его камеру. Побежал к родственнице сокамерника, перелез через забор и спрятался в доме, в погребе. Там пролежал целые сутки. "Какой-то котенок пришел и лег на него. Это его согревало", - растроганно добавляет Андрей.

Постоянные обстрелы после освобождения

Вскоре Константин умер - из-за кровоизлияния в мозг. Свои последние дни он провел в палате рядом с ранеными российскими военными - они были захвачены в плен во время освобождения города. "Они еще жаловались, будто врачи относятся к ним безразлично", - возмущается Андрей.

Он не выдержал жизни под постоянными обстрелами и переехал в Харьков. Здесь мужчина пытается пережить потерю друга и осознать собственный опыт. "Когда ты находишься в заключении несколько дней, то есть время обдумать все, что произошло. А у меня - целая жизнь за один день...", - вздыхает Андрей.

Ковшаровку, где находился Михаил, освободили только к концу сентября. Когда к парню постучали мужчины в военной форме, он сначала испугался - думал, что это россияне. После освобождения поселок также оказался под постоянными обстрелами. Однако Михаил остался дома. Он устроился на работу в больницу скорой помощи в Купянске и продолжает петь в церковном хоре. Отец Леонид также остался со своими прихожанами.

Илья, уничтоживший тризуб, сбежал в Россию. Позже пропагандистские издания распространили новость о его смерти под Бахмутом - там он воевал на стороне россиян. После Ильи остался триколор, нарисованный на месте тризуба на фасаде дома культуры в Петропавловке. Его до сих пор не закрасили - на улицах поселка не видно людей. Тем не менее, кто-то повесил украинские флаги на крышу и двери здания, посеченного осколками снарядов. Они прилетают сюда едва не каждый день.

Смотрите также: