Кирилл Серебренников: Играть в жертву контрпродуктивно

Российский режиссер Кирилл Серебренников поставил в гамбургском театре Thalia, одном из лучших в Германии, спектакль "Черный монах" по одноименной повести Чехова. Премьера должна состояться в субботу, 22 января.

Напомним, в 2017 году Серебренникову было предъявлено обвинение в мошенничестве в особо крупном размере, он был помещен под домашний арест в Москве. В июне 2020 года суд в Москве приговорил режиссера к трем годам лишения свободы условно и к штрафу в 800 тысяч рублей по обвинению в хищении государственных средств при подготовке спектаклей. Ему было запрещено менять место жительства. Именно поэтому для многих стало сюрпризом его появление в Германии.

Репетиции "Черного монаха" начались в ноябре в Москве, а в январе продолжились в Гамбурге. После премьеры Серебренников вернется в Москву. DW удалось встретиться с режиссером в Гамбурге.

DW: Кирилл, не будем кривить душой, все хотят знать, каким образом вы оказались здесь? Что случилось? Как спросил один мой коллега: "Что случилось в вашем Советском Союзе, что из него начали выпускать"? 

Кирилл Серебренников: Этот вопрос так часто задают, а у меня нет на него какого-то внятного ответа. Наверное, это связано с людьми, важными, прекрасными, которые помогли закрыть денежные дела. И после того, как адвокат подал прошение, было разрешено поехать на работу в Гамбург. Потом надо будет вернуться и снова отмечаться. Я счастлив воспользоваться этой возможностью.

- Вы впервые за четыре года оказались в западной части Европы. Какие ощущения после такой длительной паузы?

- Не буду кривить душой и как-то кокетничать. Я все эти годы работал, причем достаточно интенсивно. Я сделал несколько опер, несколько спектаклей дистанционно поставил, писал что-то. И работа с театром Thalia началась не тогда, когда я приехал в Гамбург, а в Москве, потому что команда Thalia-театра и русские артисты встретились в Москве и начали работать там. Этот проект - как и "Декамерон" в берлинским театром Deutsches Theater, который сначала ставился в Москве и потом выпускался в Берлине. Культура по-прежнему остается мостом между людьми, что невероятно важно. В этом проекте, в Гамбурге, работают артисты из самых разных стран: русский, американец, немцы, латыш, литовец, есть прекрасный танцовщик из Юго-Восточной Азии. Это такой какой-то "Ноев ковчег". Мне кажется, это очень важно - особенно в момент, когда все рушится к чертям собачьим, когда стены эти ковидные становятся все выше. Мы в какой-то момент так радовались падению Берлинской стены, тому, что наступила свобода. А теперь опять заново понастроили этих стен. Люди стали более подозрительно к друг другу относиться: вот у вас есть такая прививка, а такой - нет... Несмотря на все эти обстоятельства, мы работаем, сейчас все здоровы. И мы сейчас близки к премьере.

- "Черный монах" - одно из наиболее загадочных и неоднозначных сочинений Чехова. И оно мало известно здесь. Почему такой выбор?

- Вот поэтому и выбор. Чтобы не давать людям то, что они уже знают. Все-таки театр - это, как мне кажется, то место, где люди должны что-то узнавать про человека, про науку, про литературу. "Черный монах" - полемическое произведение, и у Чехова это был полемический рассказ, он вызвал неоднозначную реакцию. И наш спектакль, я уверен, вызовет вопросы. Как мне говорят, Гамбург - город протестантский, агностический, люди не любят церковности, спиритуализма. А у нас будет звучать музыка, которая может быть воспринята как религиозная, но спектакль не про религию совсем, а о чем-то совершенно ином. 

- Я видела все ваши спектакли, которые выходили в Германии за последние четыре года. Впечатляет, насколько вы как перфекционист довели до совершенства модель работы режиссера и театра на дистанции. Может, это режиссура будущего смотрит на вас из этой вынужденной ситуации?

- Я как перфекционист перманентно находился в панической атаке, потому что на дистанции не могу доконтролировать все это до конца. При этом глупо не пользоваться тем, что дал нам 21 век, а он дал нам цифровую технологию. Конечно, ничто не заменит живого перформанса и живого общения сцены и зала, это - наркотик, это очень круто, от этого люди, и я их понимаю, получают удовольствие. Но возможность работать дистанционно - это очень здорово.

- В интервью немецкому еженедельнику Die Zeit, вашем первом интервью немецкой прессе за последние две недели, вы говорите: "Я не собираюсь убегать в темный лес". Звучит несколько обреченно..

- Я всеми силами старался уговорить интервьюера не впадать в меланхолию! Огромное количество людей, которые в Германии встречались со мной и брали у меня интервью, находятся сейчас в таком полудепрессивном состоянии, говорят, как все плохо, как же по нам по всем ударил ковид. Да, это все понятно, но это - испытание. Испытания и даются нам для того, чтобы мы стали сильнее. Надо преодолеть это и научиться как-то по-другому собирать нашу жизнь, по-другому собирать себя и бороться за те ценности, которые нам важны. А это, прежде всего, ценности культуры. Когда в Европу приезжают люди из других стран, потому что в этих странах идут войны и какая-то другая беда, то они, наверное, после того, как их накормят, идут в музеи, в театры - для того, чтобы понять европейцев. Европа - это культура, это ценности, которые у нас общие и по которым мы друг друга опознаем как европейцев. Я в первый день в Гамбурге пришел в картинную галерею, и у меня было ощущение, что я дома. Потому что я эти картины знаю: эти картины приезжали в Москву, эти художники висят в московских музеях или в русских музеях, это что-то очень общее, родное. И как это прекрасно и здорово! Вот эти вещи надо сохранить. Мы играем шоу на трех языках: немецком, русском и английском. И артисты друг друга прекрасно понимают. Надеюсь, это будет делать и публика - даже без всяких субтитров. Наш общий культурный код существует помимо политики, помимо социальных противоречий, конфликтов. Он невероятно важен.

- В том же интервью газете Die Zeit вы говорите, и это было даже вынесено в заголовок, что не считаете себя ничьей жертвой. Мы все знаем, о чем идет речь. Вы действительно так считаете?

- Да, я вообще считаю контрпродуктивным играть в жертву, типа я пострадавший, я был под репрессиями. Мы все - взрослые люди, все понимают, что произошло, все понимают, как, по какой причине. О'кей! Не хочу даже про это думать. Жизнь идет вперед. Жить обидой, чувством несправедливости невозможно. Этот кусок жизни закончился, мы идем дальше. То же и с ковидом. Зачем вечно твердить, что он разрушил нашу жизнь? Он разрушил, а мы создаем новую.

- Вы говорите, что важно "не бояться и не лгать". Это прекрасные жизненные принципы. Но возможны ли они в современной России, в стране, которая устрашает оружием близких и дальных соседей?

- Разумеется, можно. По-прежнему буду говорить только одно: будут начинаться войны, будут происходить землетрясения, цунами и другие катастрофы, но культура и люди культуры будут последними, кто уйдет с этого тонущего корабля. Люди культуры должны быть братьями и помогать друг другу, делать так, чтобы было ощущение, что люди все-таки вместе, что люди все-таки остаются людьми, а не становятся врагами, сторонами конфликта, вооруженными группами, которые друг друга хотят разорвать. В этом - функция культуры: не врать, не бояться и сохранять человеческое лицо.

Смотрите также: