Год после убийства выдающегося режиссера Марка Вайля

Прошел год с тех пор, как в Ташкенте был убит известный театральный режиссер Марк Вайль. Спустя все это время убийцы Вайля так и не найдены. Его детище, театр "Ильхом", переживает непростые времена, но тем не менее через несколько дней открывает свой 33-й сезон. Для актеров и друзей убитого режиссера 7 сентября – это возможность вспомнить Марка и его творчество. Актер Борис Гафуров, исполняющий обязанности руководителя "Ильхома", говорит:

"Мы в этом году сознательно всей труппой приняли решение не открывать сезон именно в этот день, как мы это делали в прошлом году, потому что впечатления еще слишком живы, наверное, очень тяжело еще выходить на сцену в этот день. Мы в этот день решили просто собраться в его театре, побыть вместе, вспомнить его, пообщаться с ним".

Наша редакция к этому дню решила дать несколько фрагментов из последнего интервью Марка Вайля для "Deutsche Welle" в июне прошлого года, в Ганновере, на фестивале "Театерформен".

Классический вопрос. Театр сегодня жив или мертв?

Марк Вайль: Театр жив, вне всякого сомнения. Для меня это риторический вопрос. Он меняется, и мало кто выдерживает планку театра сегодня. Обратите внимание, что театр требует душевных затрат, театр требует ненормальных людей, которые перестанут соблазняться деньгами, которых у телевидения, у сериала и кино сегодня значительно больше, чем у театра. Поэтому людей не хватает надолго в марафоне театра. Понимаете? Если они делают себе имя, быстренько бегут делать какую-то "продукцию". Поэтому театр без конца обесточивается, без конца лишается каких-то сил, в том числе и актёрских. Потому что актёры так легко соблазняются сегодня сериалами и работой на телевидении, что они театру всё меньше и меньше уделяют внимания, а театр - это живая энергия, откуда она возьмется?

И тогда начинаются подмены энергии, и тогда начинается что-то странное, тогда начинается суррогат, начинается коммерческое искусство, где люди "выезжают" на узнаваемости, на лицах, которые мелькают в СМИ, и такого в театре стало больше. Однозначно, масс-медиа сделали свое дело. Сомкнулись, сговорились: "Да, мы не убили театр, но вы нами будете "питаться", а мы будем „питаться“ вами, у нас такой сговор“. Театров уникальных которые действительно создают какую-то живую энергию, их становиться меньше. Но еще раз говорю, это не значит, что театр умирает, просто, я думаю, театр как живое искусство, в том виде, в котором он должен быть как вид искусства, становится занесённым в „красную книгу“. Как исчезающее на наших глазах растение, животное. Мы больше видим сегодня пластиковый театр. Более развлекательный, более коммерческий, нежели театр, в котором, как я уже говорил, сны возникают, фантазии, откуда люди выходят с какими-то чувствами.

Вы говорили про „замороженную“ атмосферу нынешнего Ташкента. Каким Вы видите Ваш любимый город сегодня?

М. В.: Заснувшим, как спящая красавица. Я не знаю, будем ли мы выступать в роли принца и разбудим ли мы его… Мы его будим, конечно, постоянно. Зритель приходит и вздрагивает, от испуга уходит, но потом снова возвращается к нам. Кто-то ругается на нас со страшной силой. Кто-то безумно любит и считает «Ильхом» культовым театром. Но, конечно, город заснувший, потому что нет достаточной инициативы, свободы, когда действительно каждый может себя проявить. Но динамика жизни все равно есть какая-то. С одной стороны, хотим или не хотим, это четвертый город пространства бывшего СССР, понимаете? Он остаётся крупнейшим городом. С другой стороны, динамика этого города невероятно замедлилась, но, чтобы не ставить вот так каменную плиту, я вам скажу, что что-то происходит. Вот мой такой взгляд. Показывается что-то, какие-то обороты этот город начинает набирать. Я надеюсь, что я не придумываю это.

Мне начинает казаться, что он начинает обходить подводные рифы, некоторые несостыковки политической системы, которая, допустим, скучна. Она скучна! Она ведь даже, простите меня, не только не демократична, она скучна! Она слишком одноцветна, она не многообразна. И такое ощущение, что что-то человеческое, хитрое, выживаемое начинает пробиваться, прорываться сквозь толщу, понимаете, сквозь асфальт, но, еще раз говорю, целый период я воспринимал город заснувшим… И всё-таки опять-таки побеждает закон большой величины. Вы знаете, такие города, как Ташкент, они не умирают, умирает город в 150 тысяч жителей, в 200 - 300, уезжают десятки, допустим, тысячи уезжают, даже сотни тысяч, но не уезжают миллионы. Понимаете, вот это большое число делает свое дело. Поэтому идут процессы, еще раз говорю. Увы, политика не помогает им идти более живо, более многообразно. И, конечно же, беда в том, что Ташкент потерял мощнейшие интеллектуальные силы. Вернутся ли они в Ташкент, возродятся ли на каком-то уровне, покажет время.

Вы говорили как-то о „комплексе распада СССР“. У Вас этот комплекс остался?

М.В.: У меня есть шрам, но не комплекс. Я - человек империи. Поясняю, я не человек империи, который поддерживал режим. Иначе не родился бы «Ильхом», он был против режима. Но я имя сделал в Советском Союзе. Имя «Ильхома», имя Марка Вайля - это было всесоюзное имя, и, конечно же, это ощущение просторов… Мне тесно! Почему «Ильхом» так часто работает в Москве? Во-первых, потому что он остаётся любимцем москвичей, понимаете? Когда бы мы ни приезжали - полные залы. Потому что „Ильхом“ знают. Во-вторых, потому что я все равно преодолеваю эти границы…

Эти феодальные государства. Мне это все неинтересно! Этот тотальный распад мне скучен. Я - человек глобальный, мне той империи было мало, мне земной шар нужен! Я хотел, чтобы „Ильхом“ был театром международного значения. Конечно, мало декларации, надо делать все для того, чтобы был этот уровень. И он есть! Он случился, он проверяется, воспитывается. У нас школа международная. Вы знаете, у нас учатся американцы. Все удивляются, как это американцы приезжают учиться в школу „Ильхома“? А это факт! Некоторые из них работают в театре, не хотят уезжать, окончив школу. То есть, еще раз говорю, „Ильхом“ - это государство, у которого свои законы, свои правила игры. Мы преодолели некие провинциальные стандарты. Если кто-то хочет жить в изоляции, то не „Ильхом“. Он продолжает интегририроваться, контачить с миром, старается быть всепланетным явлением… Я понимаю, что это громко звучит, но очень хотелось бы быть частью мира всё-таки...

Как удалось ильхомовцам сохранить независимость от государства? И как быть с зависимостью от рыночных условий?

М.В.: Независимость от рыночных условий невозможно сохранить. Тут полная зависимость. И чем жестче будет рынок, тем сложнее нам будет жить. Я не сторонник того, что театр не должен получать дотации. Должен! Вопрос, не приведет ли это к зависимости? К сожалению, у „Ильхома“ пока не было альтернативы. У нас вариантов не было. Театр родился как независимая компания, чтобы быть не под цензурой советской идеологии. И он продолжает быть независимым.

Ну, я буду счастлив в тот день, когда мы сравняемся и заговорим на одном языке с чиновниками, с нашим министерством культуры и нам, наконец, протянут руку и скажут: „Ребята! Да, вас надо поддерживать!“ Доживу ли я до этого дня, не знаю. Более того, мало верю в это. Я немного скептик. Но кто его знает? Может быть, время двинется с ускорением…

Новый сезон в театре Марка Вайля "Ильхом" начнется 12 сентября.

Михаил Бушуев