"Фауст" Сокурова в кинопрокате Германии

Легенда о жаждущем высшего знания Докторе Фаусте уже не раз становилась основой для литературных, музыкальных и драматических творений. Трагедия "Фауст", над которой Гете (Goethe) работал полвека, пожалуй, самая известная и значительная адаптация фольклорного сказания и высшее достижение немецкой словесности. В кино эпохальной до сих пор считалась экранизация "Фауста" 1926 года, осуществленная другим гением немецкой культуры, Фридрихом Вильгельмом Мурнау (Friedrich Wilhelm Murnau).

В 2011 году появился еще один киноэкранный "Фауст" - вольная интерпретация первоисточника российским кинорежиссером Александром Сокуровым, который позаимствовал у Мурнау, возможно, даже больше, чем у Гете, но при этом сохранил свой собственный феноменальный стиль. Победитель Венецианского кинофестиваля вышел в кинопрокат Германии, и вот, как о нем отзываются местные кинокритики.

"Типично немецкое" глазами Сокурова

"Выглядит странно, - пишет газета Frankfurter Allgemeine, - как российский режиссер Александр Сокуров скоропалительно превратил свою в 2005 году на словах завершенную трилогию о феномене власти в тетралогию, добавив к ней фильм "Фауст". Странно потому, что первые три фильма - "Молох" о Гитлере на Оберзальцберге (1999), "Телец" о смерти Ленина (2001) и "Солнце" о японском императоре Хирохито в день капитуляции его страны (2005) - показывают абсолютных властителей в момент утраты ими власти. Наглая заносчивость - вот что было истинным лейтмотивом.

Кроме того, трилогия показывала панораму тоталитарных режимов первой половины XX века. Тем более удивляет, что именно "Фауст" встал в этот ряд: он погружается глубоко в историю, и речь идет о человеке власти, который стоит в самом начале своего пути. Неужели таким видит себя российский премьер-министр Путин, если он, как рассказывает Сокуров, восхищается этим фильмом и даже, возможно, профинансировал его создание из собственных средств?"

Как бы там ни было, отмечает обозреватель Андреас Платтхаус (Andreas Platthaus), Сокуров остается верен себе и не делает зрителю никаких поблажек. "Фильм снят на языке страны, где происходят события. Поэтому в картине заняты почти только немецкоязычные актеры. И в остальном "Фауст" отражает тяжелый в восприятии многих зрителей стиль Сокурова: немногословие, дерганные и искаженные ракурсы, неестественный язык, мрачная визуальная романтика, нездоровые каждый по-своему персонажи, метафизические пласты. Хотя немецкому зрителю будет проще воспринимать новый фильм Сокурова, в силу того, что ему знакомы язык и среда на экране, но, опасается Андреас Платтхаус, для зрителя в Германии пропадает эффект конфронтации с чужеродным, благодаря которому так запомнились "Телец" и "Солнце". "Фауст" показывает проницательное и горьковато-злое понимание Сокуровым того, что весь мир считает "типично немецким", и чем оно, видимо, и является". 

Классик нашего времени

В газете Tagesspiegel Ян Шульц-Ояла (Jan Schulz-Ojala) называет Сокурова "гениальным" режиссером и предлагает не придавать особого значения тому, что этот "грандиозный" фильм завершает тетралогию о власти и злоупотреблении властью. Его Фауст, "задолго до заключения пакта с Дьяволом продавшийся цинизму герой", слишком не похож на "изолированных и окруженных льстецами" властных фигур первых трех фильмов. Сокуров, по мнению обозревателя, представил "блестящее новое прочтение классического сюжета, которое само имеет все основания быть причисленным к классике".

Фауст нашего времени

Обозреватель радиовещания NDR Катья Никодемус (Katja Nicodemus) предполагает, что каждая эпоха получает "Фауста", которого она заслуживает. В стилизованном под Средневековье немецком городке блуждает "депрессивный прожигатель жизни". "Не стремление к власти и знанию интересует Сокурова, - отмечает Катья Никодемус. - Его потрепанный герой выглядит скорее как получатель социального пособия в современной Германии". В мрачном и отсталом мефистофельском царстве Сокуров инсценирует битву за душу Фауста с помощью гениальных звукооператорских решений: "реплики со второго плана рвутся вперед, второстепенные персонажи подхватывают слова главных героев, продолжают или их дублируют, создавая ощущение мира без координат, без ориентации, без масштабов".

Манерный шедевр высокого искусства

Обозреватель газеты Rheinische Post Дороте Крингс (Dorotee Krings) не могла избавиться от ощущения, что фильм впадает местами в маньеризм в своем стремлении к искусности. Ханну Шигулу (Hanna Schygulla), например, "которая преследует Фауста как встревоженная квохча", кинокритику хотелось, как она пишет, "просто прогнать с экрана". Действовала на нервы обозревателю и "назойливая музыка, сопровождающая весь фильм".

Кроме того, задается вопросом Дороте Крингс, "почему Мефистофель непременно должен был предстать в образе ростовщика и оживлять давно преодоленные, как, казалось бы, сопутствующие этому образу стереотипы". Но, несмотря на претензии к фильму, обозреватель считает, что зритель не разочаруется. Фильм "заглатывает", "затягивает в свою атмосферу", показывает невиданного и чужого Фауста, который, однако, заставляет задуматься об этом вечно тревожащем умы персонаже".

Критика капитализма

Обозреватель журнала Texte zum Film Хосе Гарсиа (José Garcia) высказывает такое мнение: "Сокуровский Фауст - это начисто лишенный иллюзий ученый, материалист до мозга костей. Поэтому и является его искуситель - в фильме он зовется не "Мефистофель", а "Ростовщик" - в образе человека капитала, что делает фильм Сокурова критикой капитализма. 

На сакраментальный вопрос Гретхен (в фильме упрощенная версия звучит так: "Вы верите в Бога?") материалист и нигилист отвечает молчанием. В Бога у Сокурова вообще верит только Дьявол. Спасения здесь нет ни для Гретхен, ни для Фауста. Далекий от трансцендентности сокуровский герой побеждает "Ростовщика" собственными силами. Таким образом "Фауст" Александра Сокурова становится антиподом первоисточнику Гете".

Русские в пример

Берлинская газета Berliner Zeitung считает фильм достаточно сложным для восприятия, но тоже отмечает, что новая интерпретация классического сюжета дала в результате картину "мрачную, эпическую, гипнотическую, визуально мощную, завораживающую". "Немецкой киноиндустрии, - отмечает обозреватель газеты, - должно стать стыдно за то, что вот русский не побоялся иметь дело с этим самым немецким из всех немецких произведений мировой литературы".

О нашем времени

Очевидно, пишет Ральф Шенк (Ralf Schenk) в киножурнале Film-Dienst, почему Сокуров не стал довольствоваться традиционным прочтением самой знаменитой немецкой легенды. Этот режиссер "разрушает все устои и условности и строит из обломков традиций свой новый искусственный мир. Его "Фауст" завершает тетралогию не о героическом в человеке, а, наоборот, о его моральном разложении, показывает эстафету зла, одиночество господствующих властителей, покинутых всеми добрыми духами. Следуя за сокуровскими Гитлером, Лениным и японским императором, его Фауст замыкает круг. Помимо всего прочего, фильм Сокурова это еще и горькая кошмарная научно-фантастическая притча о перекосах нашего времени".

Любопытно будет посмотреть, какое российское кино предпочтет немецкий зритель: одновременно с сюрреальным сокуровским "Фаустом", который почти единодушно признали шедевром немецкие кинокритики, в кинопрокат Германии вышел другой российский фильм - "Бабло".