Что не может учесть учебник истории? Ответы Марины Давыдовой

Театровед и режиссер Марина Давыдова отметила в интервью DW, что для нее феномен российской культуры не ограничен никакими географическими границами и никак не привязан к государству. В ее спектакле "Музей неучтенных голосов", названном одним из лучших в прошлом театральном сезоне, в центре оказывается голос конкретного человека, который уникален, но не учтен ни в одном музее. Сегодня российский театральный критик, куратор, автор статей и книг о театре и культуре Марина Давыдова, выступившая с протестом против российского военного вторжения в Украину и покинувшая Россию в 2022 году, является руководителем драматического направления известного во всем мире Зальцбургского фестиваля, опровергая, в том числе, и нарратив пропаганды про отмену русской культуры на Западе.

DW: Ваш спектакль "Музей неучтенных голосов" ("Museum of Uncounted Voices") был уже показан в Вене, Фрайбурге, Гамбурге, Берлине. Теперь его привезли в Бонн и играют в рамках одного из важнейших европейских театральных фестивалей Impulse. Он был выбран жюри фестиваля как один из лучших среди сотен других спектаклей прошедшего сезона, поставленных независимыми театрами в немецкоязычном пространстве. Примечательно, что в этот раз он показывается не на сцене театра, а в музее.

Марина Давыдова: И меня это очень радует - спектакль как бы вернулся в то пространство, которое меня вдохновило на его создание. Это в общем-то изобретенный мною жанр. Каждый раз, когда я посещала исторические музеи, я чувствовала их мощный театральный потенциал. Мне казалось, что исторические объекты вокруг меня вдруг начнут разговаривать. В моем воображении к ним порой присоединялись голоса ушедших эпох. Случались жаркие споры о какой-то исторической правде. Эти свои фантазии я, собственно, и перенесла в театр, в свои работы. "Музей неучтенных голосов" был спродюсирован очень мощными институциями немецкоязычного пространства, но в нем звучат самые разные языки, и для меня очень ценно то, что он получил признание жюри этого важного фестиваля, который проводится уже 30 лет.

- Во время спектакля зрители оказываются внутри декораций, которые превращаются в разные музейные залы и которые оживают на наших глазах. О чем там идет речь, что происходит?

- Там очень много неожиданностей. Это и путешествие, и приключение. Заходишь, и тебе сначала кажется, что ты все понял. Но нет. Там постоянно все меняется, превращается и в буквальном смысле вращается. Все время появляется какая-то совершенно новая перспектива, новый взгляд на прошлое. В каждом из пяти залов музея начинается новая глава, и исторические события, о которых только что говорилось, предстают в совершенно новом свете. Спектакль идет почти два часа, и есть моменты, когда зритель может стоять на сцене и осматривать ее, а может сидеть в зале. Это его выбор. Кстати, тот, кто остается сидеть, многое теряет. В этом музее многое стоит рассмотреть поближе.

В спектакле занята одна актриса. И это Чулпан Хаматова. Первое время она загадочно молчит. И зритель гадает, кто она. Но в конце концов она разражается финальным монологом, который ставит точку в этой истории. И она говорит не от лица каких-то идеологий, национальных мифов, каких-то стран. Это очень личный монолог. Это мой монолог. Но Чулпан его присвоила, в хорошем смысле слова, и произносит так, что кажется, что это ее история. Для меня важно, что история конкретного человека, живого, а не какой-то абстракции, произносится живой актрисой. Это главный голос музея - голос конкретного человека, который всегда уникален. И поэтому это музей неучтенных голосов. Потому что во всех исторических дискуссиях и спорах, во всех конфликтах вот эта индивидуальность человеческая обычно не учитывается. Ты всегда думаешь какими-то множествами, у каждого из которых есть своя правда. Но самая последняя правда все равно связана с личным опытом. И никакой учебник истории не может его учесть. Но вся история и вся наша жизнь состоят из этих голосов. В каком-то смысле каждый из нас не учтен.

- А как был бы воспринят этот спектакль в России? Так же, как и европейской публикой?

- Ну, смотря кем. Ведь что такое Россия? Люди, живущие в эмиграции, тоже Россия. На показе в Вене было одно соотношение местных жителей и эмигрантов. В основном это были иностранцы, приехавшие на международный фестиваль, в рамках которого проходил показ, и небольшое вкрапление русскоязычных людей. На показе в Берлине было очень много русскоязычных. Но и там, и там люди очень эмоционально на все реагировали. Конечно, иностранцу сложнее улавливать некоторые нюансы, которые сразу понимает человек, родившийся в русскоязычной среде, которого связывают со мной какие-то общие воспоминания. Но в целом они все понимают. Спектакль даже в Тайвань пригласили, хотя, казалось бы, где мы и где Тайвань! Я уверена, что если бы такой спектакль разрешили играть в России, он бы произвел там впечатление. Но вероятность того, что он будет там сыгран - практически нулевая.

- Российская пропаганда навязывает нарратив, что в Европе отменяют русскую культуру и русский язык. Вы лично с какими-то ограничениями сталкивались?

- Моя биография и нынешняя судьба является живым опровержением этого. Потому что я сижу сейчас в городе Зальцбурге, где руковожу драматической частью Зальцбургского фестиваля, одного из самых мощных фестивалей мира. И это случилось с человеком, который говорит по-русски и уехал из России… Конечно, тут тотального отмена совершенно нет. Есть сложная ситуация, она объективно есть, связанная с украинскими деятелями культуры. Они действительно отказываются стоять на одной сцене и участвовать в одних и тех же дискуссиях с россиянами. Но это особая ситуация. Это не запрет русской культуры на Западе.

- Вы были программным директором культурного фестиваля Wiener Festwochen, который проводится в Вене и представляет театральные, оперные и танцевальные постановки со всего мира. Теперь вы отвечаете за игровую часть на Зальцбургском фестивале, который считается самым значительным событием в мире классической музыки и исполнительского искусства. Он проводится в австрийском Зальцбурге каждое лето вот уже более ста лет, в этом году - с 19 июля по 31 августа. Как вы отбирали спектакли для программы, присутствуют ли в ней российские имена?

- Российских имен, в смысле режиссерских, в 2024 году не будет. Но это не принципиальное решение. Я делаю международную программу и вообще всегда забываю про какие-то географические границы. Я делаю фестиваль - про театр, про его способность постигать жизнь. Поэтому для меня не существует никаких гендерных, национальных и так далее предписаний. Мне важны другие вещи. Эта программа - про театральный язык, про различия театральных языков. Там есть несколько тем, которые меня волнуют: человек и тенденция, человек и история, отношения человека с его собственным телом, с его собственным мозгом. Любой фестиваль - это перекресток разных культур, он должен быть таким открытым пространством, где культуры ведут диалог.

Но если говорить про русский след, то я вот что скажу. На Зальцбургском фестивале очень популярны так называемые читки. Собираются артисты, обычно очень известные, и читают вслух все, что угодно. В этом году, 31 июля, состоится читка "Привет, это Навальный! Письма свободного человека". В ней будет прочитана выборка писем из тюрьмы и некоторые речи Алексея Навального, которые он произносил во время судебных слушаний, проходивших, когда он уже находился в заключении.

Все планирование программы фестиваля происходит очень заранее. Идея с письмами появилась у моей хорошей знакомой, известной австрийской актрисы Кати Кольм (Katja Kolm) еще до того, как я стала рулить в Зальцбурге. Я не была уверена, что это правильная идея, потому что я люблю в искусстве ну… такое все сложное, противоречивое, неоднозначное. А здесь все было однозначно - человек сидит в тюрьме, но остается самым свободным человеком в России. И он герой! Но все же я включила эту читку в программу. Письма перевели на немецкий язык, их будет читать выдающийся артист Михаэль Мертенс (Michael Maertens). Для меня важно, чтобы это увидели и услышали иностранцы. Мы-то в общем можем это прочитать сами, а для них это едва ли не единственная возможность это все узнать.

О программе было объявлено в начале декабря 2023 года, а к январю на читку все билеты были проданы. А в феврале случилось то, что случилось. И из просто читки это превратилось в невероятно важное событие фестиваля. Но я бы многое отдала, чтобы оно не было таким важным, это событие, чтобы Алексей был жив. Сейчас я не представляю себе, как это будет звучать, но это совершенно точно будет очень эмоциональный вечер.

- Приедет ли Юлия Навальная, кто-то из соратников ее мужа?

- Да, есть надежда, что Юлия приедет. Мне кажется, это очень важно, чтобы она была на этом событии. Тем более, что и ее слова и реплики там тоже звучат.

- Не могу не задать вам вопрос про Россию. Власти с каждым днем пытаются все больше запретить, запугать, задавить, заставить замолчать творческих людей. Удастся ли это репрессивной машине?

- Удалось уже давно. Люди молчат. И творческие люди тоже в том числе. Открытых высказываний нет, я их не слышу - люди запуганы.

- Судят режиссерку Женю Беркович и драматурга Светлану Петрийчук, травят Андрея Макаревича, театральный критик Марина Дмитревская уволена из петербургского института сценических искусств, в котором преподавала более 40 лет… Не приведет ли это к полному исходу творческой интеллигенции из России?

- Это приведет к тому, что будет постепенно убито все живое в культуре. Есть люди, которые должны отрабатывать свои харчи, понимаете? Огромная армия людей, которая должна выявлять "врагов народа" и с ними бороться. А иначе ты как бы зря государев хлеб ешь. И они будут разоблачать "врагов народа", даже когда истребят всех действительно несогласных с действиями режима. Это логика любой репрессивной машины. Ее шестеренки должны крутиться.
Что касается искусства… Власть не то, чтобы хочет вообще все уничтожить. Нет, она как раз хочет, чтобы культурные институции сохранились, просто стали удобными для нее.

- Вы можете себе представить, что вернетесь в Россию?

- В какую Россию? В ту, которая сейчас - конечно, нет. Я ей и не нужна. Я пессимистически настроена. Я не уверена, что эта пьеса может иметь какой-то счастливый конец. Но я бы по-другому сформулировала: феномен под названием "российская культура" для меня не ограничен никакими географическими границами и никак не привязан к государству. Тем более при нынешних технологиях, связях, социальных сетях и так далее. Я думаю, что этот феномен экстерриториален и вполне себе может сохраниться, выжить. И он, в общем, и является для меня "прекрасной Россией будущего". В него я как раз готова верить и работать на то, чтобы этот феномен сохранять, развивать, любить. Это мне кажется реалистичным. А идея возвращения в прежние географические границы и жизни там пока кажется совершенно утопической.