Белорусский писатель Артур Клинов: На пороге войны нечего делить власть

Белорусский писатель Артур Клинов был гостем Deutsche Welle. В интервью Екатерине Крыжановской он рассказал о взаимоотношениях творческой интеллигенции и власти в современной Беларуси, а также о будущем белорусского языка и культуры в свете событий на Украине.

Deutsche Welle: Недавно в Гродно была сорвана презентация романа "Мова" Виктора Мартиновича, после чего он заявил, что писателям в Беларуси затыкают рот. В тот же день Лукашенко, встречаясь с представителями писательских организаций, сказал, что цензуры в Беларуси не существует, и "никто не диктует, о чем и как писать". С вашей точки зрения, как обстоит дело?

Артур Клинов: В принципе, сейчас, как и в последние годы, у нас можно публиковать все, что хочешь, даже самую страшную крамолу. Но писатель должен помнить, что за страшную крамолу на него могут подать в суд. И в зависимости от тяжести "преступления" могут пожурить и дать штраф, а могут и в тюрьму упрятать, как в свое время Славомира Адамовича за стихотворение "Убей президента", правда, это было еще в 1990-х. Так что у каждого писателя есть момент самоцензуры. В этом смысле президент прав: у нас можно все, но за свои слова, как говорится, ответишь.

И еще: печатай, что хочешь, но вот с распространением, конечно, есть проблемы. У нас основной монополист - сеть государственных книжных магазинов "Белкнига". И если она с тобой не хочет работать, то ты автоматически пролетаешь мимо всех областных, районных и прочих магазинов. Ты можешь продавать свои книги только в считанных независимых точках в Минске. Издательство "Логвинов" (в котором выходили книги Артура Клинова - Ред.) с "Белкнигой" годами не может договориться, хотя там принимают книги других независимых издательств, например, "Голиафов". Так что этап цензуры наступает как раз на стадии распространения книги.

- Какая мотивация остается в таком случае у писателей, если путь к аудитории закрыт?

- Литературный процесс в Беларуси сегодня по сути абсурден. В нем нет никакой коммерческой составляющей, потому что заработать на этом не то что нереально - это, скорее, коммерция с минусом. На рынке белорусскоязычной литературы ситуация еще сложнее. Если ты пишешь по-белорусски, то аудитория уменьшается в разы: ты пишешь уже не для страны в 10 миллионов, а для маленького государства в полмиллиона потенциальных читателей. Так что выживает подвиг - смесь мессианства, юродства и культурного героизма. И если зная все это, автор на это идет, то я снимаю перед ним шляпу.

- Когда Россия заявила, что защищает русскоязычных жителей Украины, и в итоге был аннексирован Крым, в Беларуси стали звучать опасения, что белорусов, большинство из которых говорит на русском, тоже могут "защитить". Может ли это стать стимулом к усилению роли белорусского языка? Есть у него вообще шанс занять в стране главное место?

- Безусловно, есть, и он потихоньку его и занимает. Эти процессы в глаза не бросаются, но я вижу, что сфера применения языка и его статус очень сильно изменились за последние 10-20 лет. Раньше белорусский был языком по долгу службы: если ты "пiсьменнiк" или академик, то вот и говори по-белорусски. И вторая группа людей - сельские жители, которые просто не научились говорить по-русски. Отношение к языку было негативным: если ты говорил по-белорусски, то ты колхозник, ты приехал из деревни. Или академик, но это маловероятно. Скорее все-таки колхозник.

Но сейчас на белорусском заговорила интеллигенция, он стал языком города, языком очень образованной части общества. Его сфера применения расширяется: молодежь, которая не имеет уже таких комплексов по этому поводу, какие были в Советском Союзе и позже, охотно на него переходит, она уже двуязычна. То есть то, что происходит на Украине, не изменит ситуацию, потому что она существовала и до того. Но это ускорит процесс.

- А что стало с ярлыком оппозиционера и националиста, который еще несколько лет назад власть, от президента до чиновников низшего уровня, автоматически наклеивала на тех, кто говорил по-белорусски?

- Такой штамп больше не выгоден никому. Власть его списала, выкинула и теперь делает невинные глаза, говоря: "А мы же тоже можем "па-беларуску". Но, к сожалению, за эти 20 лет очень многое было упущено. Если, не дай Бог, возникнет ситуация, похожая на ту, которая сложилась на Украине, если какой-то кремлевский сценарий попробуют разыграть в Беларуси, кто будет защищать страну? Все это время государство делало все, чтобы замедлить процесс появления граждан, способных взять на себя такую ответственность. Это была колоссальная ошибка. Сейчас власть прекрасно это понимает и, наверное, ускоренными темпами попытается наверстать упущенное. И в этом контексте белорусский язык уже никак не является для нее врагом, ведь это один из символов формирования национального самосознания, национальных элит и национального дискурса.

- В этой ситуации государство может пойти на контакт с независимой культурой?

- Я думаю, оно должно пойти на такой контакт. Когда речь идет о независимости, о выживании страны, когда на пороге война, нечего делить власть. Сначала надо отбить эту опасность, а потом уже говорить про все остальное.

- Вы уже 20 лет наблюдаете за развитием взаимоотношений культуры и власти. Как они менялись в течение этого времени?

- Все было, как правило, циклично и так или иначе связано с выборами. Когда общество живет в страхе, то боятся не только рабочие Тракторного завода, но и сама власть. Ее страх - эту власть потерять. Поэтому чем ближе были президентские выборы, тем больше усиливались репрессии. Когда выборы проходили, то года на три-четыре все возвращалось в спокойное русло.

За 20 лет псевдодиктатуры общество стало очень стабильным. Правила игры расписаны, все знают, что есть, условно говоря, наше гетто, наш партизанский лес, мы там играем как хотим, и полицаи, каратели туда не лезут. Они могут сделать рейд перед выборами, залезть, нахамить, пострелять, но все равно это наша территория. Эти ниши государство никогда не закрывало, за исключением телевидения: массовый продукт оно оставляет себе. А в остальном - пожалуйста, забавляйтесь, только не лезьте со своими программами и речевками к широкой аудитории.

- И как долго творческих людей в Беларуси будет устраивать жизнь в нише?

- Так живут не только творческие люди, так живут все. Конечно, следует перейти эти границы. Но, как бы то ни было, в нише независимой культуры идет очень серьезный процесс. Может быть, он не такой революционный, без душераздирающих криков и громких призывов, но это процесс глубинный, меняющий ситуацию и общество. Да, это происходит не быстро. Но перемены ментальности вообще не бывают быстрыми.

Пусть аудитория пока не так широка, как хотелось бы. Но какая в этом беда? Никогда массы не делали ничего в истории. Все делает активное меньшинство, а большинство будет делать то, что ему навяжут. У нас нет задачи просветить всех рабочих и пролетариев. Это бессмысленно. Нам нужно работать со своей аудиторией, у которой все ключики и механизмы к будущим переменам. Так что я не вижу ничего страшного в том, что мы сидим в какой-то своей нише: эта ниша дорогого стоит.